Алехандро Самбра: Семейная жизнь

— Вон урна, — вдруг подсказывает ему Пас, и как раз в этот миг они подходят к углу, на котором должны расстаться.

В тот же вечер он звонит ей и сообщает, что обыскал десятки кварталов в поисках Миссисипи, но заодно смотрел, нет ли где-нибудь Панчо. Это смахивает на ложь, однако это правда. Она благодарит его за любезность, но дальнейшую беседу поддерживать не стремится. Мартин начинает звонить ей каждый день, и хотя их разговоры по-прежнему быстро заканчиваются, они умиротворяют его, словно этих нескольких фраз достаточно, чтобы укрепить его присутствие в ее жизни.

Неделю спустя он замечает поблизости от дома пса, похожего на Панчо. Хочет подойти к нему, но тот пугается и убегает. Мартин звонит Пас, но поначалу ему неловко: то, что он собирается сообщить, похоже на выдумку, на предлог, чтобы с ней увидеться. Однако Пас не выказывает недоверия. Они встречаются и бродят по соседним переулкам, пока ей не приходит пора забирать сына из детского сада. Мартин навязывается в провожатые.

— Не верится, что у вас есть сын, — говорит он.

— Иногда мне самой не верится, — отвечает она.

— Что, новый дружок? — спрашивает мальчик у Пас при виде Мартина. Он демонстративно тащит за собой рюкзачок, не глядя Мартину в лицо, но Пас говорит ему, что Мартин, кажется, видел Панчо, и у мальчугана загораются глаза; он требует, чтобы они продолжили поиски собаки. Они обходят множество кварталов — ни дать ни взять идеальная семья. Потом прощаются у дома Пас. И Мартин, и Пас понимают, что увидятся снова; наверное, это понимает и мальчик.

После исчезновения Миссисипи проходит больше месяца, и у Мартина не остается никаких надежд. Он даже пишет Бруно сбивчивое, покаянное электронное письмо, но отправить его не решается. Однако как-то утром, на рассвете, кот возвращается; он весь изранен и на спине у него гигантский нарыв. Ветеринар настроен пессимистично, но все же делает экстренную операцию и назначает Миссисипи антибиотики, которые Мартин должен вводить ежедневно. Кроме того, кота следует кормить детским питанием и промывать ему раны каждые восемь часов. Бедняга так плох, что не может ни мяукнуть, ни пошевелиться.

Мартин берется за исцеление Миссисипи. Теперь он по-настоящему любит эту кошку, искренне за нее переживает. Несколько дней он даже не вспоминает о Пас. Как-то утром она наконец звонит сама и радуется, услышав хорошую новость. Через полчаса они уже сидят около Миссисипи, гладят его, жалеют наперебой.

— Ты говорил, что живешь один, а дом выглядит как семейное гнездышко. — Она бросает ему это, глядя на фотографию Консуэло. Мартин нервничает и медлит с ответом. Потом бормочет себе под нос, потупившись, как будто ему больно вспоминать:

— Мы уже несколько месяцев как разъехались. Может, и год. Жена с дочерью перебрались в отдельную квартиру, а я остался здесь с кошкой.

— Жена у тебя красавица, — говорит Пас, глядя на снимок.

— Она мне больше не жена, — отвечает Мартин.

— Все равно красавица, — повторяет Пас. — И ты никогда не говорил мне про дочь.

— Мы же только познакомились, так что при чем тут «всегда» или «никогда», — замечает Мартин. — И вообще, не хочу я о ней говорить, — добавляет он. — Грустно. Я еще не свыкся с тем, что случилось. Хуже всего то, что Консуэло не дает мне видеться с дочкой. Требует больше денег, — поясняет он. Она смотрит на него с тревогой, приоткрыв рот. Вместо того чтобы ощутить прилив адреналина, воодушевляющего лжецов, Мартин отвлекается, засмотревшись на ее мелкие зубы, разделенные узенькими щелочками, орлиный нос, худые, но очень стройные ноги, которые кажутся ему идеальными.

— Рано ты обзавелся дочерью, — говорит Пас.

— Да не очень, — возражает он. — Хотя, может, и так. Может, я был слишком молод. — Теперь он уже совершенно заврался.

— Я залетела в шестнадцать и чуть не сделала аборт, — говорит Пас. По-видимому, она хочет отплатить Мартину откровенностью за откровенность.

— А почему не сделала? — спрашивает Мартин. Это глупый, оскорбительный вопрос, но она и не думает обижаться.

— Потому что аборты в Чили запрещены, — очень серьезно говорит она, но потом смеется, и глаза у нее блестят. — В тот год забеременели две мои лучшие подруги. Я собиралась сделать аборт там же, где они, но в последний момент передумала и решила оставить ребенка.

Они занимаются сексом на кресле, и сначала все идет хорошо, но он кончает слишком рано, извиняется.

— Не расстраивайся, — отвечает она. — Ты лучше, чем большинство ребят моего возраста. — Мартин думает об этом слове, «ребята», которое он сам никогда бы не употребил, но в ее речи оно кажется таким подходящим, таким естественным. На лице и руках у нее почти нет веснушек, но остальное тело усыпано ими. Спину будто забрызгали красными чернилами. Ему это нравится.