Алехандро Самбра: Семейная жизнь

— Вас как зовут? — спросил Мартин. Вместо ответа парень показал на свою руку. — А неплохо зваться Хесусом, — подумал Мартин.

— Ты что-то совсем молодой, — сказал ему Хесус.

— Ты тоже, — ответил Мартин. — У меня родился ребенок, когда я еще сам был ребенком.

В этот момент учительница закрыла дверь и начала собрание; опоздавшие родители еще подходили, и дверь заклинило один раз, потом другой. Никто ничего не говорил, но потом одна толстая блондинка в третьем ряду встала и перебила учительницу на зависть звучным, уверенным голосом: «А если случится землетрясение или пожар? Что тогда будет с детьми?»

Учительница погрузилась в молчание; видно было, что она тщательно обдумывает свой ответ. Конечно, она запросто могла бы свалить вину на начальство, систему государственного образования, Пиночета, правительство из блока «Консертасьон», капитализм — все понимали, что сама она здесь ни при чем, — но ей не хватило смелости и быстроты реакции. Поднялся ропот, она не успокоила людей вовремя, и вот уже все жаловались, все кричали; вдобавок явился еще один опоздавший и дверь снова заклинило, что только подлило масла в огонь. Хесус рядом с Мартином что-то выкрикивал, и Мартин собрался было тоже завопить, но тут учительница попросила их проявить уважение и выслушать ее: «Простите, это бедная школа, у нас просто нет денег, я понимаю ваше недовольство, но учтите, что если случится пожар или землетрясение, я тоже застряну здесь вместе с детьми». Пауза, вызванная этим мрачным наблюдением, длилась секунды две-три, после чего Мартин вскочил, гневно направил на нее палец и, чувствуя себя актером в минуту драматической кульминации, воскликнул: «Но вы, сеньора, мне не дочь!» Его бурно поддержали, и он сполна насладился своим успехом.

— Это было круто, — сказал Хесус позже, по пути на автобусную остановку. Когда они прощались, Мартин спросил, верит ли он в Иисуса. И Хесус ответил с улыбкой: «Я верю в Хесуса».

— Вы, сеньора, мне не дочь, — бормочет Мартин теперь, точно повторяя мантру. А вечером отправляет Бруно письмо со словами: «Все в порядке».

Однажды, возвращаясь пешком из супермаркета, он замечает, что кто-то налепил поверх его объявлений свои. Он проходит улицу из конца в конец и убеждается, что везде, где он расклеил свои бумажки, теперь висят призывы вернуть домой пропавшего щенка по кличке Панчо, помесь сибирской лайки с немецкой овчаркой. За это назначена очень недурная награда в двадцать тысяч песо. Мартин списывает номер и имя хозяйки Панчо — ее зовут Пас.

В кухне стоит бутылка Jack Daniel’s. Мартин пьет только вино и пиво, у него нет привычки к крепким напиткам, но любопытства ради он наливает себе стаканчик и, потягивая виски, быстро обнаруживает, что оно ему нравится, что он просто очарован им. Так что к тому времени, как он решается позвонить Пас, его уже отнюдь не назовешь трезвым.

— Вы повесили свою собаку на мою кошку, — это первое, что он говорит ей, сбивчиво, негодующе.

Уже пол-одиннадцатого вечера. Пас, похоже, растеряна, но она извиняется. Ему становится стыдно за свою горячность, и разговор кончается извинениями с обеих сторон. Вешая трубку, Мартин успевает услышать на заднем плане жалобный детский голосок.

На следующее утро Мартин видит в окне молодую женщину, которая приезжает на велосипеде и принимается перевешивать объявления. Это очень кропотливый труд. Он выходит на улицу и наблюдает за ней издалека. Она не красавица, думает он, вот уж нет — она просто молода, лет двадцати, наверное. Мартин мог бы быть ее отцом (об этом он, впрочем, не думает). Пас отдирает свои объявления и пристраивает их выше или ниже. Для аккуратности она подгибает оторванные уголки, а заодно поправляет и объявления Мартина. Дело у нее спорится, и Мартин гадает, уж не зарабатывает ли она этим на жизнь. Может, она из тех, кто профессионально занимается поисками пропавших животных, думает он; бывают же люди, которые за плату выгуливают собак (но он ошибается на ее счет).

Он подходит и представляется. Снова приносит извинения за вчерашний поздний звонок, а затем помогает ей обработать остаток улицы. Сначала она как будто держится с опаской, но вскоре у них завязывается беседа. Они говорят о Миссисипи, о Панчо и о домашних животных вообще, о том, что хозяева за них в ответе, и она возмущается теми, кто относится к своим любимцам, как к игрушкам. По ходу разговора Мартин выкуривает несколько сигарет, но не хочет выбрасывать окурки куда попало. Он сжимает их в кулаке, точно какую-нибудь драгоценность.