Евгений Басин - Любовь и искусство

«Принцип моей работы – страстная растворенность в предмете, который меня занимает, которому, другими словами, отдана моя любовь» [71], признается Рильке.

«Возьмитесь за модель с любовью… чтобы впитать ее в свое сознание и чтобы она вросла в него, как ваша собственность» [72], призывает Жан Огюст Энгр.

Счастье слияния с объектом любви, обретаемое в процессе напряженной работы над художественным текстом, входит в сердце художника, «как игла» (В. Ходасевич). Так реализуется гносеологическая функция любви – радостное познание и открытие того, что породило любовный отклик в душе художника. Любовь, работа и жизнь сливаются в одно . И уже в новом свете воспринимается максима Ван Гога: «жить, работать и любить – это, в сущности, одно и то же» [73].

В любви и искусстве человек достигает своего антропологичес кого и эмоционального максимума. Онтологическая специфика вдохновенного творческого акта такова, что в ситуации напряженной работы художника над произведением любовь и творчество становятся неразличимы . «Мастерски брошенное копье» ценно не массой или скоростью, но самим идеалом стремительного, взрывающего воздух полета.

«Тем же, чем для зерна является стремление вызреть, для нас является любовь» [74]. Признание Ван Гога хочется интерпретировать не в свете известной гегелевской метафоры, но в контексте «энергетики искусства» – искусствоведческой дисциплины, которой стоит уделить особое внимание. Представляется, что именно любовь привносит динамику, «энергию» и в произведение искусства, и в процесс его создания. Не будет преувеличением определить любовь как силу, способную напитать творческий труд, сообщить ему импульс, ускорение, перевести его в формат процесса. Любовь можно мыслить как катализатор искусства, как его онтологический, экзистенциальный и эмоциональный тонус .

В философско – социологическом трактате «О любви» Стендаль предложил для описания заглавного понятия ставший популярным термин «кристаллизация»: «В соляных копях Зальцбурга в заброшенные глубины этих копей кидают ветку дерева, оголившуюся за зиму; два или три месяца спустя ее извлекают оттуда, покрытую блестящими кристаллами; даже самые маленькие веточки, не больше лапки синицы, украшены бесчисленным множеством подвижных и ослепительных алмазов; прежнюю ветку невозможно узнать» [75]. Стендаль педалирует процессуальный характер любви, скрупулезно описывает этапы и стадии этой «болезни». В то же время для творческой личности несравненно более важным оказывается понимание любви как деятельности . «Я считаю любовь, равно как и дружбу, не только чувством, но, прежде всего, действием; именно потому что она, как всякое действие, требует напряжения, в ней и бывают моменты истощения и бессилия» [76]. Здесь Ван Гог вновь оперирует вполне «энергетическими», физическими терминами. Сходную трактовку любви и искусства находим у Льва Толстого. В письме к А. А. Фету писатель утверждает, что «сила поэзии лежит в любви» [77], «без силы любви нет поэзии» [78]. Причем «направление этой силы зависит от характера» [79].

Мысль о том, что любовью можно управлять, выглядит весьма спорной. Любовь неотделима от свободы . Однако художник волен направлять «энергию любви» в то или иное русло, фокусировать ее для решения оперативных творческих задач. Овладеть этим ресурсом призывал, в частности, Михаил Чехов: «Какова самая характерная черта… любви? Это постоянный процесс расширения, распространения. Любовь – не статичное душевное состояние, она постоянно в движении, в развитии, а вместе с ней – в движении и развитии наше сокровенное внутреннее «я», то, что лежит в самой сердцевине нашего артистического сущес тва. Что это означает? Не что иное, как то, что наш талант растет, сбрасывает оковы, становится сильней, могущественней, свободней и выразительней. «Вырасти» – значит развить себя как артиста. Сколько всяческих сил внутри нас только и делают, что совершают над нами насилие, стараются подчинить нас, искалечить и тем самым предотвращают наше развитие, убивают наш талант. Почему же из любви не извлечь практическую пользу? Для этого надо осознать ее, развивать ее и вместе с нею развивать себя. Это убьет одну за другой все те силы, которые заставляют нас сжиматься, ослабляют нашу творческую личность, сделает нас более артистичными, более свободными творчески, более счастливыми» [80].

Принципиально важно осознать любовь не просто как процесс, но как активную деятельность, как труд души . В этом смысле название книги Э. Фромма «Искусство любить» не случайно. Любить действительно нужно научиться, и для того, чтобы развить в себе эту способность, необходимо постоянно действовать, а не просто констатировать наличие или отсутствие любовного чувства. В пространстве искусства подобная деятельность особенно заметна, ибо имеет конечный результат – художественное произведение. «Я немножко фанатик, как и всякий артист. Артист же есть человек, ибо всякий артист что-нибудь любит. Кто же ничто не любит, а только себя, тот и есть тунеядец. – размышляет в письме к Е. В. Александровой Виктор Борисов – Мусатов. – Суллер [81]говорил мне один свой принцип: «Я потому не принимаюсь за живопись, что больше всего люблю это искусство. И чтобы иметь право считать себя художником, надо что-нибудь сделать, а я ничего сделать не в силах». Но ведь, право же, это принцип какой – то платонической любви к искусству. Ведь эта любовь только одна фантазия. Ведь нельзя же сказать, что я это люблю потому, что это выше моего понимания… Любить можно только то, что знаешь. Чтобы иметь право сказать, что я верю в то – то, нужно это доказать делом, а не пустословием. Вера без дел мертва есть. Ну скажите, ради бога, что все эти ваши слова о своей любви к искусству разве не есть пустословие?» [82]Любовь требует от человека активности, ей нужны доказательства, и компромиссы невозможны. Но если художник отдается ей всего себя без остатка, творения его рук не могут не восхищать. «… с какой любовью, с какой энергией нарисованы все лица, руки, ноги; да и все, все, – восторженно пишет Илья Репин о живописи польского художника Яна Матейко. – Как это все везде crescendo, crescendo, от которого кружится голова! Нельзя не удивляться этой гигантской выдержке, этому беспримерному терпению. Такое отношение возможно только при горячей, страстной любви к искусству» [83].