Array Коллектив авторов - Притяжение Андроникова

Повторюсь: он рассказывает о содержании своей жизни. В этом и состоит главный секрет. И Лермонтов, и Ленинград, и Невский, и Демутов трактир, где Пушкин встретился с Данзасом, и музыка Глинки, и Соллертинский, и Тынянов, и бывшая Знаменская улица, и блокада, и Алексей Толстой, и Маршак, и журналы «Чиж» и «Еж» есть содержание одной жизни, есть то, что человеку, способному видеть, слышать, думать и чувствовать, дано было пережить, испытать, разглядеть. Это – богатство, это то, чем человек владеет и за что он всячески платит. Талант Андроникова в способности брать – от жизни, от людей, от искусства. Это не только свойство характера, но талант. Талант жить. Есть разные формы приобретательства, людям свойственно считать, что лучше больше, чем меньше. (Существуют, правда, и противоположные точки зрения.) Андроников – пример ненасытного духовного приобретательства; этот особый вкус к жизни и ее восприятие передаются с экрана буквально каким-то магнетизмом. Вы, открыв рот, слушаете, и восхищаетесь, и завидуете. <���…> Одним словом, не будь личного опыта Андроникова, мы не увидели бы Невский проспект таким, каким по-новому рассмотрели его в течение двух вечеров у телевизионного экрана.

Еще один секрет Андроникова в том, что он длит и расширяет наши представления. Не пресекает мысль зрителя каким-то окончательным выводом, а толкает ее вперед и дальше. Потому границы фильма не обозначены телевизионным временем, так же как содержание – не в списке перечисленных имен и фактов. Вокруг каждого факта – воздух, а в этом воздухе – еще множество фактов, нами знаемых и не знаемых. А за каждым именем – жизнь, и интонацией Андроников намекает на ее интерес. Содержание фильмов о Невском проспекте, таким образом, расширяется, настойчиво вторгаясь во многие сферы нашего духовного бытия. И последнее. Ни единой интонацией человек на экране не впадает в дидактику. Тем большую силу урока приобретают его фильмы. Думаю, учиться у Ираклия Андроникова следует тем, чьей целью является воспитание. Но так как воспитательную функцию вольно или невольно берут на себя все те, кого миллионы людей видят на голубом экране, то учиться у Андроникова могут режиссеры, дикторы, лекторы, ведущие, педагоги и комментаторы – все. Чья задача в конечном счете – воздействие на чужой ум, чувство и опыт.

На том секреты и уроки Ираклия Андроникова не кончаются.

Говорят: как он удивительно спокоен перед телекамерой! А я вижу, что Андроников волнуется. И это живое волнение, не убитое популярностью, мне представляется одним из самых драгоценных слагаемых этого таланта. То, что Андроников делает на голубом экране, есть акт творчества, оттого он и захватывает. А творчество немыслимо без волнения (не житейского, а особого, путь к которому искал Станиславский).

Причастные к телевидению знают, что такое спокойствие, приходящее с опытом. Это – привычка. И телеэкран беспощадно фиксирует бестрепетный профессионализм, делающий человека похожим на фокусника, который извлекает изо рта бесконечные бумажные ленты… Нет, Андроников волнуется! В самой основе его огромного опыта – чувство ответственности. При всех своих знаниях, опыте и славе человек на экране – не выше своих слушателей, а рядом с ними и для них. И, взяв право говорить, он не позволит себе говорить плохо или пусто. Чувство ответственности, между прочим, хоть и звучит так высоко, само по себе – из ряда самых простых, естественных для человека чувств.

Очень многое в секретах Андроникова кажется простым. Только тот, кто захочет повторить его опыт или приблизиться к нему, поймет цену этой простоты.

Мне в жизни повезло с учителями.

О моей первой учительнице по русской словесности – Серафиме Сергеевне Смирновой – я всегда вспоминаю с благодарностью и любовью. Она настроила нас, детей войны, на великую русскую поэзию, на великое русское слово. Она зажгла в нас невероятную любовь и уважение к родному языку. Благодаря Серафиме Сергеевне в школе был организован кружок художественного чтения и даже драматический кружок, в котором мне довелось принимать активное участие. Это было самым началом.

Другой мой великий учитель – художественный руководитель Малого театра и нашего курса в Высшем театральном училище имени М. С. Щепкина при Малом театре Константин Александрович Зубов. Это был величайший артист, режиссёр-постановщик, дипломат, эрудированный человек (он окончил Сорбонну и Петербургский университет). При нем труппа Малого театра была идеальной в том плане, что не было никаких подводных камней, ревности, зависти. Он как-то умел сделать все так, чтобы были довольны и молодые артисты, и среднее, и старшее поколения труппы.