Array Коллектив авторов - Притяжение Андроникова

«Дорогой Ираклий Луарсабович! Сегодня пришло Ваше письмо с безмерными восхвалениями моей особы. Я стала даже “святой…” О, господи! Спасибо за все. Все это я впервые в жизни услыхала. И дай Вам бог здоровья за Вашу душевную щедрость».

Смущение Н. М. похвалами в ее адрес сразу же сменяется беспокойством, всегда искренне-тревожным, о самочувствии Андроникова, условиях его работы, состоянии здоровья его близких:

«Только есть еще пункты, чрезвычайно меня смущающие.

1) Это Ваше здоровье.

И с чего давление у Вас прыгает?

И как с этим бороться?

А как-же Вы работаете?

И не вредно-ли Вам самому печатать на машинке? Я узнала от Мананы [58], что Вы сам печатаете, да и увидела по напечатанному письму Вашему, что, вероятно, Вы печатали сам. – (Не диктовать-же Вам машинистке!).

И, если Вы уже работаете в больнице, то ведь это как-то волнительно для Вас.

И еще узнала, что заболела Вивьена Абелевна. Вот уж, действительно, одна беда не приходит. Все, конечно, ликвидируется, все пройдет – “За благом вслед идут печали. Печаль-же – радости залог”, поет баян в “Руслане”. Скоро, наконец, прийдет и радость. Только терпеливо нужно ее дождаться».

В своих письмах Андроников, по всей видимости, настойчиво интересовался ходом работы над книгой «О пении» и дружески побуждал Н. М. к ее продолжению. В ответ в том же письме Малышева пишет:

«И еще отсюда-же вторая, смущающая меня мысль.

И даже не “смущающая”, а прямо-таки удручающая. – Это Ваше постоянное волнение по поводу моей “работы”.

Говорю Вам, как перед богом, – я забыла о ней, и Вам не только советую забыть, но просто выбросить из головы мысль о ней.

Ничего в ней нет нового. Она собрана из 2-х уже напечатанных статей [59]по совету Корнея Ивановича [60], и снова вытащена на Ваш стол Мананой. И с чего Манана вклинилась в это дело и допекает Вас, а я угрызаюсь, как-будто какую-то хитрую вылазку сделала, и исподтишка, через Манану надавливаю на Вас. Ведь в этой “работе” нового только и есть несколько новых анализов романсов. А остальные анализы уже напечатаны. Поэтому я и отношусь к этому без всякой авторской горячности. Всё уже мной сказано и пропечатано. Да, даже и денег-то за эту “работу” я получила-бы мало. Так что, умоляю Вас, не беспокойтесь и не думайте мучиться с этим в больнице, где Вам нужно, действительно, употребить время на Вашу “насущную” и кормящую Вас работу. Неужели я не убедила Вас!… Мне просто тяжело об этом думать и видеть, что вишу́ на Вас тяжелым грузом. Для всего приходит время. Придет и для меня, и для моей работы быть напечатанной, если она нужна для певцов. И будет она напечатана, хоть после моей смерти, т. к. ничто в мире не пропадает… Обнимаю Вас, молюсь за Вас, посылаю Вам “сильнейшие” флюиды добрых пожеланий. – Спасибо Вам за все. И всему Вашему семейству.

Н. М. последовала совету К. И. Чуковского; в письме к нему от 5 февраля 1963 года она пишет: «Спасибо Вам <���…> за то, что советуете мне (Вы, первый) написать одну общую работу о пении. Правда, еще одна моя подруга, Раиса Азарьевна Резник, доцент Саратовского у-та, с которой мы жили в Тобольске в 41–43 годах, давно мне все говорит, чтобы сделать что-то вроде “альбома” с анализом разных романсов. Только, мне кажется, анализ должен быть не “научный”, а драматический (по Станиславскому), но сделан должен быть на строгом соответствии с автором – композитором. Должны быть “изнутри” “оправданы” (К. С.) все указания композитора, даже все детали» [61].

Интересна судьба книги Н.М: ее замысел родился в Тобольске; там же был написан и ее первый вариант [62]. На рукописном экземпляре проставлены рукой автора дата и адрес: 17 марта 1942 г. Тобольск, Пролетарская площадь, д. 11. В Тобольск в 1941 году был выслан муж Н. М. В. В. Виноградов. Здесь, в Тобольске, в суровое для страны и тяжкое для них время Виктор Владимирович и Надежда Матвеевна продолжали подвижнический труд на ниве отечественной культуры, науки и просвещения. В. В. читал лекции по русистике в эвакуированном в Тобольск Омском пединституте и, как всегда, много писал, а Н. М. вела для певцов эвакуированного Днепропетровского музыкального училища курс «Культура речи» (– «.?..» – «За отсутствием педагога»).

Н. М. сначала недоумевала: как она, концертмейстер, пианистка, будет вести занятия по культуре русской речи? А затем решила разбирать с певцами тексты поэтов – А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. А. Фета, А. К. Толстого, А. Н. Апухтина, на стихи которых М. И. Глинка, А. С. Даргомыжский, П. И. Чайковский, Н. А. Римский-Корсаков, С. В. Рахманинов и другие композиторы писали романсы. Раскрывая образ автора стихотворного произведения и показывая музыкальную интерпретацию поэтического слова, Н. М. на практике создала самостоятельное направление в вокальной педагогике – музыкально-драматический анализ русского романса. Так и родилась идея книги «О пении», получившая позднее подзаголовок «Из опыта работы с певцами». Части этой книги выходили в разные годы в виде статей в музыковедческих сборниках (см. выше – сноску № 12), а после 1962 года Н. М. пишет для своей книги музыкально-драматические анализы («разборы») романсов Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Римского-Корсакова, Рахманинова на стихи русских поэтов, считая необходимым их издание параллельно с нотными текстами. К 1966 году эта часть книги была вчерне написана, о чем Н. М. и сообщает Чуковскому [63]и Андроникову со скромной надеждой, что рукопись будет ими прочитана и, возможно, будут даны советы по совершенствованию ее композиции.