Array Коллектив авторов - Притяжение Андроникова

В августе 1968 года Андроников опубликовал замечательную статью об академике В. В. Виноградове и его научном творчестве [52]. Тотчас же по ее выходе, 29 августа, Н. М. Малышева откликается письмом на эту публикацию:

«<���…> Дорогой Ираклий Луарсабович! Прочли Вашу гигантскую статью в “Литературке”. Не говоря уж о содержании статьи, я в восторге, что Вы там так тонко и здо́рово прославили Викт. Вл. ча. Я статью спрятала[,] и любовь моя к Вам усилилась. “Грудь моя расширилась”, читая статью. Так говорится в арабских сказках, когда кто-нибудь, чем-нибудь доволен. Да, и еще там же: один человек, ругая другого (в сказке), назвал его “дном котла”, – вот это так выругал! <���…> В. В. хвалит Вашу статью. – “Молодец”, говорит, и прочее <���…>».

Разработанное Виноградовым учение о теории стиля, базировавшееся на «ювелирном» анализе впечатляющего по объему материала русской художественной словесности XIX века, обусловило успешность текстологических поисков самого Андроникова.

Н. М. Малышева вошла в историю отечественной школы вокальной педагогики не только как педагог, но и как исследователь: ее перу принадлежит книга «О пении» [53], в которой на основе многолетних исканий и раздумий изложены метод музыкально-драматической работы над русской романсовой лирикой и опыт практической работы с певцами по постановке и развитию певческого голоса. Процесс работы над этой книгой стал животрепещущей темой эпистолярного общения Малышевой и Андроникова.

В отличие от исследовательского метода метод творческий всегда индивидуален – он принадлежит отдельному художнику и только ему; он всегда – своеобразная тайна художника. Н. М. лишь отчасти приоткрыла эту тайну в своей книге «О пении», которая стала значительным событием музыкально-художественной жизни России. В книге подводился итог творческих размышлений ее автора над законами пения; в ней воплотились интенсивные поиски, казалось бы, неуловимых пределов, за которыми пение становится искусством. Уникальный опыт тесного общения с гениями русского искусства Ф. И. Шаляпиным и К. С. Станиславским (в годы совместной работы в его Оперной студии) соединились в этой книге с глубокими самостоятельными размышлениями Н. М. над романсовой лирикой как синтезом слова и музыки.

Малышева восприняла от своих учителей в первую очередь этику художественного творчества с ее простотой и целесообразностью, восприняла этику творческого поведения с его прямодушием и открытостью, этику личного поведения в искусстве, требовавшего сочетания максимальной образованности в своей области занятий с конструктивностью образно-художественной мысли. Отсюда рождалось глубокое почтение к музыкальному авторству и непреклонная убежденность в необходимости точной трактовки исполняемого произведения – восприятия, понимания и передачи авторского текста. Кто занимался с Н. М., слушал ее уроки, читал ее книгу «О пении», ясно понимает, что умение прочесть и исполнить то, что написано в нотах, требует , как говорил А. Тосканини, мужества .

Существо созданного Малышевой метода в том, что слово и музыка находятся в постоянном взаимодействии; необходимо установить своеобразный баланс между музыкой и словом, чтобы в воплощаемом романсе родился сценический образ, или (по Станиславскому) появилась «жизнь человеческого духа на сцене». Станиславский «использовал и перефразировал высказывание Пушкина о драматическом действии: “ Истина страстей, правдоподобие чувствования в предлагаемых (у Пушкина “в предполагаемых”) обстоятельствах ”», – пишет Н. М. и продолжает: «…система Константина Сергеевича Станиславского вмещается… в пушкинское стихотворение “Цветок”. В этом стихотворении почти “анкетно” изложены основы системы, начиная с ее первейшего элемента, “воображения”: “И вот уже мечтою странной | Душа наполнилась моя”. Возникает живой образ Станиславского с его обычными вопросами к артистам: где, кто, когда, каковы “предлагаемые обстоятельства” роли, каково развитие чувств, “логика чувств” данного персонажа…:

Анализируя русское поэтическое слово, показывая, как словесно-художественный образ то сливаясь, то расходясь с его музыкально-драматическим воплощением, взаимодействует с метроритмической и гармонической структурой романса, Н. М. на практике создала самостоятельное направление в вокальной педагогике – музыкально-драматический анализ романсовой лирики.