Ольга Таглина - Илья Репин

Примерно в то же время Репин написал картину «Революционерка перед казнью» (другое название – «В одиночном заключении»), но она скоро была забыта и до 1948 года не упоминалась даже в специальной литературе о Репине. В 1948 году И. С. Зильберштейн установил, что эта картина экспонировалась в Петербурге в 1896 году под названием «Тоска», и сюжет ее, по изустному преданию, Репин почерпнул из «процесса 14-ти», причем молодежь и в 1890-е годы открыто называла картину «Вера Фигнер в тюрьме».

Искусствоведы представляют полотна «Арест пропагандиста», «Отказ от исповеди» и «Не ждали» в виде своеобразного триптиха, который отражает жизнь русского революционера 1870—1880-х годов, жизнь, исполненную самоотверженного героизма и трагического одиночества.

А в 1881 году под впечатлением расправы царизма с народовольцами Репин задумал картину «Иван Грозный» – как иносказательное обличение террора.

Казнь первомартовцев потрясла художника – он был свидетелем ее. «Ах, какие это были кошмарные времена, – вздыхал Илья Ефимович, вспоминая об этом много лет спустя. – Сплошной ужас… Я даже помню на груди каждого дощечки с надписью «Цареубийца». Помню даже серые брюки Желябова, черный капор Перовской».

Именно этот ужас расправы с народовольцами натолкнул Репина на мысль о картине как иносказательном обличении современности. «Какая-то кровавая полоса прошла через этот год, – рассказывал Илья Ефимович о рождении своего замысла. – Страшно было подходить – не сдобровать… Естественно было искать выхода наболевшему трагизму в истории… Началась картина вдохновенно, шла залпами. Чувства были перегружены ужасами современности».

В обстановке, когда царизм душил освободительное движение, уничтожая молодость нации, эта картина, изображающая, как царь-деспот убивает собственного сына, походила на взрыв протеста против царского деспотизма.

«Ивана Грозного» Репин писал одновременно с картинами, о которых уже говорилось: «Арест пропагандиста», «Отказ от исповеди», «Сходка», «Не ждали», «Революционерка перед казнью»; закончено было полотно в январе 1885 года.

В этой картине художник достиг высочайшего творческого подъема. Он писал ее в величайшем душевном напряжении. «Я работал как завороженный, – вспоминал он позже. – Минутами мне становилось страшно. Я отворачивался от этой картины. Прятал ее. На моих друзей она производила то же впечатление. Но что-то звало меня к этой картине, и я опять работал над нею».

Образ Ивана Грозного потрясает: безумные, как бы затянутые бельмом, уже ничего не видящие глаза, напряженная рука, едва удерживающая тяжелеющее тело сына, волосы, вставшие дыбом от ужаса. Это выписано с поистине шекспировской, гениальной мощью. С такой же силой написан царевич: его глаза стекленеют, в пальцах правой руки последнее трепетание жизни, левая рука беспомощно гнется под тяжестью слабеющего тела. Трагизм этой сцены производил на первых зрителей просто ошеломляющее впечатление, они буквально замирали от ужаса.

Эта картина, которую чаще всего называют «Иван Грозный убивает своего сына», на самом деле имеет название «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Сюжетом для нее послужил подлинный исторический факт – убийство царем Иваном IV своего старшего сына Ивана. Об этом говорит и точная дата в названии картины.

Конкретная композиция картины родилась не сразу. Сначала были карандашные наброски, самый общий эскиз; кроме Ивана Грозного и его сына присутствовали стольные бояре, вбежавшие на шум, была женщина, застывшая на пороге какого-то дальнего покоя. Но уже в следующем эскизе бояре и женщина исчезли – Репину стало ясно, что на картине нужно изобразить только царя и его сына.

Началась большая работа. Задумав писать большое полотно, художник принялся изучать историческую обстановку времен Ивана Грозного. Дворцовая палата воссоздана Репиным по одной из комнат музея «Дом боярина XVII века», отброшенное царем кресло, зеркало и кафтан царевича написаны с натуры в Оружейной палате, царский посох – с жезла в Царскосельском дворце, а сундук художник нашел в Румянцевском музее. Все эти предметы написаны с невероятным живописным мастерством: зритель словно ощущает и пушистость ковра, и шелковистость ткани халата.

Художник десятки раз переделывал уже готовые фрагменты, картины. «Писал – залпами, – вспоминал он впоследствии, – мучался, переживал, вновь и вновь исправлял уже написанное, упрятывал с болезненным разочарованием в своих силах, вновь извлекал и вновь шел в атаку».