И вот теперь Кокто задумал снять фильм, в котором будет описано медленное сотворение поэмы, как достаточно верно определила Ли Миллер. «Мы в минуту милосердия приняли участие в создании поэмы» [124], – сказала она. Ли – центральный персонаж фильма, статуя, внутрь которой поэт вливает кровь своих стихов через рот одного из созданий. Переданная этим путем творческая энергия пробуждает и оживляет статую, та увлекает поэта в мир приключений и становится его проводником по этому миру. Игра Ли Миллер была мощной и к тому же освещена сиянием ее красоты. Кокто восхищался этой красотой именно из-за того, что она казалась бесстрастной, в каком-то смысле лишенной эротики, знаковой для гомосексуальной эстетики. Однако у статуи нет рук, то есть тело Ли Миллер снова разрублено на куски. Это символ платонической красоты, чары которой потом будут видны во всех рисунках Кокто.
Однако сама Ли не остается беспомощной. Она учится у Мана Рэя и даже официально дебютирует в качестве фотографа. Ли снимает квартиру-студию на Монпарнасе по адресу улица Виктора Консидерана, дом 12, недалеко от квартиры Мана Рэя, и начинает делать снимки моды, используя связи, которые приобрела за годы, проведенные в этой среде. Ее автопортреты поражают правдивостью и силой подавленного чувства. Волосы у нее волнистые, но короткие. Всегда кажется, что они развеваются в движении и она уносится в бездонную пустоту. Светлые, почти бесцветные глаза смотрят в одну точку, но взгляд лишь кажется застывшим. Черты лица четко очерчены, его контур – идеальный овал, но от снимка исходит ощущение грусти и сочувствия чужому горю. Ее красота здесь гордая, но словно разбитая на осколки душевным несчастьем.
Ли берется за новую работу с той энергией, которую вкладывает во все, но эту энергию проявляет не явно, а скрыто. Ее трудовой пыл похож на костер, пылающий на дне покрытого льдом моря. Работая рядом с Маном Рэем, она действует иначе. Ли предлагает ему поручить ей несколько работ, чтобы он мог уделять больше времени живописи. Он охотно соглашается на это.
И, по ее собственным словам, Ман Рэй начинает оставлять ей те задачи, которые не хочет выполнять сам. Его снимки очень сложно, даже хитроумно обработаны. А его помощница Ли, несомненно, такая же рассудочная, как он сам, и старается сохранить все подробности той истории, которую хочет рассказать. Например, изучая моду, она собирает вместе сюжет, платье, манекенщицу, фон, световые эффекты, отклики и отголоски, умещает все это в одну фотографию, и в результате получается изображение, отчетливо выступающее из фона, четко структурированное, с контурами в духе стиля ар-деко. Фотографируя Мана Рэя, она зауживает кадр, чтобы в него попало только лицо ее учителя, хмурое и загадочное, его тяжелый взгляд, сомкнутые губы – никто не знает, какие тайны они хранят, от упрямого молчания в пространстве снимка словно не хватает воздуха. Зритель видит только, в каком направлении смотрит это лицо; портрет сбивает его с толку и настолько завладевает сознанием, что вызывает дурноту. Так работает Ли: в неизвестных направлениях, обращая внимание в первую очередь на взгляд, как, например, в соляризированном портрете 1930 года. Для него она сфотографировала неизвестную женщину – вполне возможно, себя; в очертаниях этой фигуры есть странность и призрачность, которые в какой-то степени делают ее нечеловеческой. Тело снова лишено плоти или освещено другим светом, напитано другим соком; ее ладони словно раздулись, их окружает странное сияние. В других снимках и фотомонтажах заметно присущее Ли сюрреалистическое видение мира. На одном из них она, по примеру Мана Рэя, уже освоившего этот сюжет, изображает отрубленную женскую голову под стеклянным колпаком. Это дань уважения маркизу де Саду. Ман Рэй, как и весь кружок сюрреалистов, практиковал настоящий культ «божественного маркиза». Женщина, которую он любил, всегда становилась жертвой насилия или подвергалась пыткам, пока не пресытится ими. Именно под таким углом зрения Ли делает новые фотографии на эту тему, привнося в нее ту тревожную странность, которая была дорога Фрейду. В ее рисунках есть родство с очищенным искусством Матисса. На них она всегда изображает себя униженной – женщина, пригвожденная к стене, и люди подходят, чтобы вонзить в эту стену ножи; экзотическая женщина с маленькими попугаями; голова женщины под колпаком. Это образы того, что она хочет изгнать из себя; они напоминают ей то время, когда она была покорной и послушной рабыней в «Вог». Кроме того, Ли фотографирует знаменитых людей, от Чарли Чаплина, на которого она надевает оленьи рога (на самом деле это люстра с несколькими рожками), до Галы и Дали, которых она «видит» внутренним зрением и чувства которых искренне разделяет. Они показаны просто и естественно; Гала в кои-то веки выглядит радостно и… улыбается, а Дали, с его хилым телом и наивным взглядом, смотрится трогательно. А еще она делает фотографии внешне обычных сцен повседневной жизни – птичьи клетки на столе; письменный стол с разбросанными на нем листами бумаги, которые словно распяты на отражении деревянной оконной рамы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу