Федор Шмит - Избранное. Искусство - Проблемы теории и истории

«Музей» – слово греческое, производное от слова «муса». Мусы (обычно, но неправильно, мы говорим: музы) первоначально были горными божествами (в древнейшее время слово муса звучало «монтья» – ср. латинское mons и французское montagne – гора), и даже в позднейшие времена местами поклонения мусам повсюду являются горы и горные источники. Почитание мус в Грецию проникло с севера, из гористой Фракии, из страны поэтов Орфея, Мусея и др. Со временем мусы стали для греков олицетворениями художественного творческого порыва вообще, покровительницами всех искусств, спутницами бога Аполлона-Мусагета.

Слово «мусей» обозначало в Древней Греции место или учреждение, посвященное мусам. Наиболее знаменитым святилищем мус было Феспийское, на склонах горы Геликона, в Бойотии. В феспийском Мусее в пять лет раз справлялись «мусеи», торжественные общегреческие празднества в честь мус, во время которых происходили состязания между поэтами и между всяческими иными художниками. Феспийские «мусеи» славились наравне с дельфийскими «пифиями» в честь Аполлона и привлекали огромное количество паломников из всех концов греческого мира. Только Константин Великий, уже в начале IV века нашей эры, положил им конец, разорил «Мусей» и повез все накопившиеся там художественные сокровища в Константинополь.

Мусеи, святилища мус, были и в других городах Эллады: везде, где были поэты, музыканты, скульпторы, где любили искусство, там почитали и богинь, дарующих творческое вдохновение. Храмы мус, расположенные за городом, среди садов, в предгорьях, у свежего родника, становились местами, где охотно собирались художники. И так как те же художники охотно трудились над украшением мусеев, то эти последние с течением времени становились музеями в нашем понимании этого слова, т. е. собраниями художественных произведений. По крайней мере, относительно феспийского Мусея мы имеем (у старого описателя Греции Павсания) даже перечень тех статуй, которые там, в разное время и разными жертвователями были поставлены, и можно без преувеличения сказать, что любой наш музей античной скульптуры был бы чрезвычайно счастлив иметь хоть половину того, что видели гости феспийских мусических торжеств.

При раскопках феспийского Мусея была найдена высеченная на каменной плите надпись, относящаяся, по всему вероятию, к концу III в. до нашей эры. В ней подробно говорится о крупном пожертвовании царя египетского Птолемея (по-видимому, Филопатора, 222–205) 1в пользу храма мус. Эта надпись напоминает нам о другом знаменитом Мусее – александрийском.

Во главе этого учреждения стоял жрец мус (правильнее, может быть, будет сказать, что глава этого учреждения считался жрецом мус). Назначался он сперва царем египетским, позднее – римским императором. Жрец этот был председателем целой коллегии ученых, которые тут же жили и питались в царском дворце, тут же занимались – в знаменитой библиотеке и в целом ряде научно-вспомогательных учреждений – каждый своею наукою и читали свои лекции. К сожалению, мы о внутренних распорядках александрийского Мусея знаем гораздо меньше, чем хотелось бы, и мы не имеем права утверждать, что там уже имелись значительные и систематически подобранные естественно-исторические, исторические или художественные коллекции, т. е. что александрийский Мусей уже был музеем в нашем смысле слова.

Но если не в Александрии, такие, созданные не только для любительского наслаждения искусством, а для научного его изучения, систематические коллекции существовали в других крупных центрах эллинистической культуры.

В Пергаме, столице малоазийских Атталидов 2, царь Евмен II 3, в первой половине II в. до н. э., застроил и украсил Акрополь и в примыкающих к портику Афины Полиады залах поместил знаменитую пергамскую библиотеку. Библиотека эта вскоре стала оспаривать первенство у александрийской, так что Птолемей Филопатор, в целях задержать ее развитие, воспретил вывоз из Египта папируса, единственного известного в то время писчего материала для книг. Тогда в Пергаме надумали переписывать книги на телячьих кожах, на «пергамене». Каков был собирательский пыл пергамских царей, показывает сообщаемый Страбоном 4анекдот: библиотеки Аристотеля и Теофраста удалось спасти от увоза в Пергам только тем, что их закопали в землю. О размерах пергамской библиотеки можно судить по такому факту: когда, в 47 г. до н. э., сгорела одна из александрийских библиотек, и царица Клеопатра была очень этим огорчена, Марк Антоний, по словам его биографа Плутарха 5, приказал привезти из Пергама 200 000 томов – и это было не слишком чувствительно для существования пергамского книгохранилища. Теперь, когда пергамский Акрополь весь раскопан и исследован, и когда, между прочим, раскрыты и развалины библиотеки, мы можем убедиться, что рассказ Плутарха вполне правдоподобен.