Эжен Фромантен - Старые мастера

Леса Гааги прекрасны. Рожденная по прихоти принца, бывшая некогда местом охоты для графов Голландских, Гаага питает вековую страсть к деревьям, страсть, идущую от родного леса — ее колыбели. Здесь Гаага прогуливается, справляет праздники, дает концерты, устраивает скачки и военные учения. Но, даже когда прекрасный вековой лес ничем не занят, Гаага все же продолжает любоваться этой зеленью, темной, сплошной завесой из дубов, буков, ясеней и кленов, которую постоянная влажность ее лагун каждое утро словно вновь окрашивает в более яркий и свежий цвет.

Наряду с красотой своих вод и великолепием своих парков Гаага явно кичится большой роскошью домашнего убранства, роскошью, с какой она украшает свои сады, зимние и летние салоны, бамбуковые веранды, подъезды, балконы: всюду цветы, неслыханное изобилие редких растений и цветов. Эти цветы получаются отовсюду я отправляются во все стороны. Здесь раньше, чем в остальной Европе, акклиматизировалась Индия. Гаага сохранила как наследие герцогов Нассауских любовь к деревне, к лесным прогулкам в карете, к зверинцам, к овчарням, к красивым, свободно пасущимся на лугу животным. Архитектурный стиль Гааги связывает ее c XVIX веком Франции. Ее фантазии и отчасти ее привычки, ее экзотические украшения и ее аромат идут сюда из Азии. Ее нынешний комфорт побывал в Англии и вернулся обратно, так что в настоящее время нельзя уже сказать, где его начало — в Лондоне или в Гааге. Словом, это город, заслуживающий внимания, ибо в нем есть много интересного как в наружном его облике, так, особенно, в его внутренней жизни, поскольку за его внешней элегантностью таятся большие художественные ценности.

Сегодня я отправился в Схевенинген. Дорога туда — аллея с зеленым сводом, узкая и длинная, прямой линией проходящая сквозь самое сердце леса. Как бы ни горело небо и ни был синь воздух, здесь всегда свежо и темно. Солнце вас покидает при въезде в аллею и вновь настигает при выходе. Выход — это уже начало дюн: широкая, волнообразная, покрытая скудной травой и песком пустыня, какие встречаются на взморье. Вы проходите через селение и видите казино, дворцы-купальни, пышные павильоны, расцвеченные флагами и гербами Голландии. Взбираешься на дюну, потом с трудом спускаешься с нее и попадаешь на пляж. Перед вами — гладкое, серое, убегающее, покрытое барашками Северное море. Кто только не бывал тут и не видел всего этого! Приходят на память Рейсдаль, ван Гойен, ван де Вельде. Легко находишь места, с которых они писали. Я с точностью укажу вам, где они сидели, как будто бы их след сохранился там в течение двух веков. Слева — море, справа — уступами уходящая вдаль дюна; она спускается ярусами, сужается, уменьшается и мягко сливается с бледнеющим горизонтом. Трава там безжизненная, дюны бледные, песчаный берег бесцветный, море молочного цвета, небо шелковистое, облачное, удивительно воздушное; оно отлично нарисовано, отлично моделировано, отлично написано, совсем такое, как его когда-то писали.

Даже во время прилива пляж кажется бесконечным. Как и в прежнее время, гуляющие образуют на нем пятна, нежные или яркие, но всегда эффектные. Черные тона здесь густы, белые — пленительны, просты и сочны.

Очень много света, но вся картина приглушена. Краски на редкость пестры, но целое тускло: красный — единственный яркий цвет, сохранивший свою активность в этой удивительно приглушенной музыкальной гамме, звуки которой столь богаты, а тональность остается столь сдержанной. Здесь и дети — они играют, прыгают, бегут к волнам, кружатся в хороводе, роют ямки в песке; и нарядные женщины в легких одеждах, многие в белых шуршащих платьях, оттененных бледно-голубым или нежно-розовым, но совсем не такие, как их пишут в наши дни, а такие, какими писали бы их — строгими и скромными, — если бы следовали советам Рейсдаля и ван де Вельде. Суда, стоящие на якоре у берега, с их тонкими снастями, черными мачтами и массивными корпусами, до мелочей напоминают тонированные бистром старинные наброски лучших маринистов, а когда проезжает мимо купальная кабинка на колесах, кажется, что это карета принца Оранского, запряженная шестеркой серых в яблоках коней.

Если вы помните несколько наивных картин голландской школы, то вы уже знаете Схевешшген. Он остался тем же, чем был. Современная жизнь изменила лишь детали. Каждая эпоха обновляет действующих лиц, вводит свои моды и привычки. Но к чему это сводится? Разве только к какому-нибудь новому акценту в силуэте. Прежние бюргеры, сегодняшние туристы — это только маленькое живописное пятно, движущееся и изменчивое, это эфемерные точки, чередующиеся из века в век на фоне большого неба, широкого моря, громадной дюны и пепельного песчаного берега.