Огюст Роден - Беседы об искусстве (сборник)

В соборах все женщины – Полигимнии, все их движения претворяются в красоту. Эта архитектура осеняет их своим ореолом словно в знак признательности. Взгляните на изображенное на тимпане Коронование Богоматери: столько целомудренного волнения вложил художник в этот прекрасный образ, отлично зная, что для выражения божественности душ необходим покров тени!

Выйдя, я захотел еще раз изучить мой большой, похожий на саркофаг барельеф портала, прорезанного в высокой зубчатой стене.

Вот, семь метров в высоту, я думаю, и столько же в ширину; контрфорс выступает из стены на метр; врата углублены в нее дальше, раза в два быть может.

Тень четко моделируется прямо в черноте вокруг фигур, высеченных немного угловато; это и создает впечатление барельефа-горельефа. Без чрезмерного изыска, но также и без византийско-арабской сухости, потому что выпуклости дуг архивольта и их тени косо наслаиваются друг на друга.

Не меньше здесь, в этом стиле, и суровости, от которой нас отлучит готическая мягкость. На этих выступах, остановленных, ограниченных в своем порыве, зиждется праведность, аскетичность, строгое послушание. Этот сдержанный порыв проявится позже. Энергия веры станет наслаждением веры, строгое послушание окрасится радостью.

Главной заботой готических мастеров, в отличие от романских, было добиться мягкости в прорисовке деталей, искусно сталкивая тень и свет. – Этот же барельеф скорее романский; темноты здесь высечены. Но как это величественно благодаря наивному варварству и силе!

Впрочем, готические или романские, наши соборы всегда прекрасны мудростью своих пропорций, что в природе и искусстве одновременно и первейшая добродетель, и великолепие.

Взгляните, как широкие стены этой этампской церкви гладкостью своей поверхности готовят красноречивое впечатление от портала и певучее от колокольни, такой компактной и при этом такой ажурной!

Дивный человеческий гений, на века отдающий поцелуям звезд всю свою любовь, всю свою веру, весь свой труд, побуждаемый лишь своим величием!

Соборы – мои феи-чудесницы; они учат меня, очаровывая.

Маленький гостиничный номер, где я спал, весь окружен любовью. Его атмосфера готовит меня к причащению природой. Я вышел из своей ночи и после утренней прогулки вновь надеюсь и люблю.

Пойдем же к шедевру.

Город не существует. Этот маленький, совершенно земной городок собирается заимствовать свои идеи у столицы… Ах! Какая ошибка! Столица давно растеряла свою былую силу, а разнообразные потрясения удовлетворяют лишь чью-то корысть.

Здесь есть только руины [церкви] Св. Иоанна, великолепные, громадные.

Солнце сегодня резвится в этой церкви. Прячется, появляется вновь. Свет выписывает здесь многое.

Очень часто он смягчает строгость готики, сочетаясь с тенью: так же он сопровождает и мысль художника.

Солнце порхает, словно веер. Подобно художнику, наносит быстрые мазки, спешит к тому, что его манит.

Тем не менее это могучее божество ничего не смогло бы поделать с дурным, современным произведением, с мыслью посредственного архитектора. Из такого произведения и такой мысли свет не извлек бы ничего, кроме скуки.

Но чтобы приманить солнце, надо долго жить в его трижды священном чертоге, долго ходить ему навстречу, долго быть его учеником. Как и монументам, солнцу нечего сказать тем художникам, которых свежий воздух строек не научил слушать.

Возможно ли, чтобы все игнорировали или недооценивали его дары? Разве не оно являет нам вселенную во всем ее величии? Делает ее чувствительной и живой? Вдохновляет поэта, будь тот знаменит или безвестен? Ведь это оно обеспечивает достаток земледельцев, довольство животных, плодородие полей; а быть может, и мысли человека имеют свое начало и средоточие в его свете и тепле. Человек долго верил, что в его лучах сияет Божья истина, – и Богу нравится, чтобы почитали солнце. Сверкая, оно лепит землю своим божественным пламенем.

Только так позволено, только так возможно – через терпение и прилежание – понять и почувствовать геометрию света. Тогда дух наслаждается безмятежным покоем и черпает в нем новые силы и щедрость.

Свет, умело направленный внутрь церквей витражами, зависит от них и сам же их судит. Вот, например, плохой витраж, современная подделка, незаконно занявшая место старинного чуда. Проходящий сквозь него свет нарушает тут мир, искажает пропорции. Есть в этом витраже что-то грозовое. Хотя сам собор – как погожий день.