Марина Бессонова - Избранные труды (сборник)

Неожиданная и по-своему величественная композиция с распахнутым в ярко-синее облачное небо окном Halleluiak превращается из радостного гимна в честь CAMEL в некое мистическое живописное пространство в духе Магритта и Де Кирико. Бездонная синева неба с облаками – цитата из раннего Магритта; манера сочетания тонких чертежных линий с ровно окрашенными насыщенными по цвету поверхностями, в сочетании с ренессансной аркой окна – приемы, напоминающие раннюю живопись Де Кирико. Оба художника в свое время были кумирами в авангардной среде, и их влияние распространилось на искусство второй половины века, включая и масс-медиа: журнальную иллюстрацию и рекламу. О последней свидетельствуют чудом застывшая на опрокинувшейся плоскости подоконника пачка CAMEL и зажженная сигарета. Образцы привычного товара как будто снижают пафос сюжета, окрашивая его иронией. С другой стороны, траектория движения линий оконного проема, створчатой рамы, подоконника, наконец, сигареты, опущенной зажженным концом вниз, устремлена вверх. Это динамичное движение вверх не дает сигарете скатиться с наклонной плоскости, удерживая и ее, и композицию в целом в состоянии неустойчивого равновесия, одновременно приобщая пачку CAMEL к некоему странному ритуалу, делая ее атрибутом не до конца понятного культа.

Другая композиция Now with CAMEL демонстрирует старый стул с плетеным сиденьем и спинкой, помещенный в месте пересечения света и тьмы. В золотистом треугольнике света помещено маленькое продолговатое окошечко с верблюдом, как бы перескочившим с сигаретной пачки в зону мечтаний одинокого курильщика. Здесь возникают ассоциации со старым искусством, от аллегорий XVIII века до одиноких Курильщиков Сезанна, ставших неотъемлемой частью авангардной лаборатории. Правда, на картине Простакова остались только символы курильщика: трубка и спички на стуле. Эти детали снова уводят нас от проблем дизайна табачной пачки к истории искусства ХХ века. Трубка, возвращая нас к знаменитому артефакту Магритта ( Ceci n’est pas une pipe ) 1928 года, предвосхищая концептуальный алфавит будущих поколений, лежит на границе сохранившегося покрытия стула и его отодранного куска, обнажающего плетение. Перед нами диалог с первым в истории коллажем Пикассо, отягощенный присутствием Магритта. В целом же картина Простакова странным образом перекликается с известным в истории американского искусства «интимным» интерьером художника и фотографа Чарльза Шилера 1931 года Home, Sweet Home (Детройт, Институт искусств). Вот как далеко может завести простой рисунок с пачки CAMEL.

К числу художественных приемов Простакова относится разномасштабность изображений, как в случае с крошечным верблюдом в прямоугольнике на картине Now with Camel . Как правило, эти «картинки» в картине свидетельствуют о наличии двойного текста.

В большинстве полотен этот второй слой образов располагается в нижней части холста, в полосе под основным изображением, там, где на пачке CAMEL отводится место для текста. На картине с бутылкой водки «Camel», изобилующей советской символикой, в нижнем ряду изображен известный прижизненный монумент Сталину над плотиной Днепрогэса, у Простакова превращенной в батарею бутылок с водкой. Бронзовый идол, под которым кровавыми буквами со стрелкой написано имя «Осип Джугашвилер», держит в руке горящий факел на манер статуи Свободы. Над головой идола белое сияние. Из контекста этой наиболее саркастической картины становится ясно, что идола осеняет не сияние электричества, а вспышка «белой горячки», захлестнувшая Россию. Те же признаки безумия олицетворяют и белые верблюдики, разбросанные по основному черному фону большой бутылки; на той же картине справа от бутылки изображена маленькая фотография с документа самого автора – скрытый автопортрет.

Аналогичный скрытый автопортрет запечатлен на одном из лучших живописных полотен Простакова, рядом с подписью, в нижнем горизонтальном слое. В отличие от практически всех картин серии этот холст имеет квадратный формат, что лишает его сходства с заявленным объектом – сигаретной пачкой. Необычна и трактовка фона этого полотна. Равномерное закрашивание одной-двумя красками большинства картин серии уступает здесь место сложным черно-оливковым тонам, заставляющим поверхность мерцать. Воздействие усиливается равномерной желто-коричневой штриховкой. Исчерчивающие поверхность картины по диагонали цветовые полосы покрывают ее подобно сетке или решетке, усложняющей фактуру и настраивающей на восприятие живописи, а не на расшифровку сюжета. В центре композиции поверхность под решеткой как бы выскабливается, обнажая нижележащий золотистый слой как в древней рукописи – палимпсесте. В этом золотом зарешеченном окне возникает черный подобно фону верблюд с белыми крыльями, проходящий справа налево.