Зигфрид Кракауэр - Орнамент массы (сборник)

Пример фотомонтажа из фильма В. Руттмана «Берлин, симфония большого города». 1927 г.

Если рассматривать орнамент с точки зрения разума, он предстает мифологическим культом , одевающимся в абстрактные одежды. По сравнению с конкретностью других телесных проявлений рациональность орнамента – всего лишь иллюзия. В действительности это грубая манифестация голой природы. Последняя выражает себя тем свободнее, чем решительнее отсекается от сознания и уносится в пустоту абстракции, не замечая человека, капиталистический Ratio. Вопреки своей кажущейся рациональности, орнамент массы открывает дорогу природному началу во всей его непознаваемости. Разумеется, человек как органическое существо исчезает из таких орнаментов; однако, несмотря на это, на поверхность выступает не человеческая суть, но, наоборот, оставшаяся частица массы изолируется от этой сути в качестве формального общего понятия. Разумеется, синхронно движутся только ножки девчонок Тиллера, а не органические телесные единства, и, конечно, лишь тысячи людей на стадионе образуют единую звезду; но звезда эта не сияет, а эти ножки являются лишь абстрактным обозначением тел. Разум заявляет о себе там, где распадается органическое единство и где рвется естественная поверхность вещей (какой бы окультуренной она ни была); только там, где разум разбирает на части единую человеческую форму, неискаженная истина может придать этой форме новое обличье.

Но разум не содержится в орнаменте массы, этот орнамент нем . Рациональность, которая лежит в его основе, достаточно сильна, чтобы вызвать к жизни массу и убрать все живое из составляющих ее фигур. И в то же время она слишком слаба, чтобы обнаружить в этой массе составляющих ее индивидов и сделать доступными познанию те конфигурации, которые образуют массу. А поскольку данная рациональность избегает разума и обретает прибежище в абстракции, неподконтрольная ей природа буйно разрастается под покровом рационального способа выражения и прибегает к абстрактным знакам для предъявления собственного содержания. Природа уже не в состоянии выразить себя на языке могущественных символических форм, какими она обладала у первобытных народов и в эпоху религиозных мистерий. Сила символического выражения улетучилась из орнамента массы под влиянием той самой рациональности, что не позволила его немоте вырваться наружу. Таким образом, в орнаменте массы проявляется голая природа – та самая природа, которая сопротивляется любым попыткам выразить ее и постичь. Массовый орнамент как раз и представляет собой выхолощенную рациональную форму культа, лишенную какого-либо определенного значения. В этом смысле он оказывается возвращением к мифологии – в масштабе, который едва ли можно превзойти, – возвращением, снова демонстрирующим нам ту степень, в какой капиталистическая рациональность изолирована от разума.

Г. Рибике. Девушка с расставленными ногами. Около 1932 г.

То, что орнамент – порождение голой природы, подтверждается ролью, какую он играет в общественной жизни. Интеллектуально привилегированные слои общества, сами не желая этого признавать, являются дополнением господствующей экономической системы и даже не осознают, что орнамент массы выступает символом этой системы. Они отрицают это явление, чтобы и дальше искать утешение в художественных формах, оставшихся незатронутыми теми образцами орнамента массы, которые имеют место на стадионах. Масса, спонтанно усвоившая данные образцы, настолько превосходит своих ненавистников из образованных классов, насколько те не готовы признавать очевидные факты. Та же рациональность, что управляет носителями орнамента в реальной жизни, ведет к их полному слиянию с телесным началом, позволяя тем самым увековечить текущее положение дел. Гимны [29]телесной культуре поют сегодня не только одиночки вроде Вальтера Штольцинга [30]. Идеология подобных гимнов видна насквозь, пусть даже понятие «телесная культура» и соединяет в себе два этих близких по смыслу слова с полным основанием. Особое значение, приписываемое телесному началу, невозможно вывести из той ограниченной ценности, которой оно обладает. Это значение объясняется исключительно тесной связью физического воспитания с правящими кругами, зачастую неведомой тем, кто ратует за него громче других. Физические упражнения отнимают у людей массу энергии, в то время как производство и бездумное потребление орнаментальных образцов отвлекают их от необходимости изменения господствующего строя. Разуму все сложнее найти выход из ситуации, когда массы, которыми он должен овладеть, отдаются сенсациям, поставляемым безбожным мифологическим культом. Социальное значение последнего во многом повторяет значение римских цирковых представлений , оплачивавшихся властями.