Виктор Меркушев - Зеленое солнце Санкт-Петербурга (сборник)

При создании ансамбля, формировавшемся более двухсот лет, безусловно, учитывались стилевые особенности доминантного сооружения крепости – Петропавловского собора. Он строился по проекту архитектора Трезини как главный кафедральный собор новой столицы. Силуэт собора не зря используется как, пожалуй, самый распространенный городской символ. С петровских времен, несмотря на вынужденные реконструкции, он не меняет своего внешнего вида. Первая перестройка каменного здания случилась во второй трети XVIII века после разрушения собора от удара молнии, вторая в – середине XIX века, когда было решено заменить деревянные элементы конструкции шпиля на металлические. А в середине века XX была проведена научная реставрация интерьеров собора, возвратившая ему первоначальный облик, включая реставрацию уникального деревянного иконостаса, уцелевшего в многочисленных пожарах с двадцатых годов XVIII века.

Вспомнив теперь о ярко-красной сувенирной открытке с фиолетовыми стенами крепости и черным силуэтом собора, допустимо взглянуть на неё как на неожиданный знак и нашей личной истории, и истории города, и тогда взгляд фотохудожника на изображение покажется нам более глубоким, нежели он был на самом деле.

Есть у художника Шиллинговского интересный графический цикл: «Петербург. Руины и Возрождение». Город, с трудом узнаваемый, почти незнакомый, переживший войну и социальную революцию – город на рубеже новой эпохи. Руины часто воспринимались художниками и архитекторами разных времен как некий романтический символ. У Шиллинговского этот смысл не столь очевиден; несмотря на название, образы будущего неуловимы, если и присутствуют, лишь небо и какая-то особенная утренняя прозрачность указывают на возможность перемен и последующего возрождения.

Прошлое, в отличие от настоящего, не может быть воспринято с документальной точностью: обращаясь к прошедшему времени, мы всегда имеем дело только с той или иной его трактовкой, зависящей от системы ценностей, личного опыта и мировоззрения человека, открывшего ту или иную его страницу.

События прошлого не могут избежать внутреннего комментария: их причинно-следственные связи уже определены, всему произошедшему дана моральная оценка, стереотипы восприятия сформировались и представлены. Упомянутый графический цикл можно рассматривать как реакцию художественного сознания на неизбежные изменения культурно-исторического ландшафта – свидетельство очевидца современной ему городской среды, которая утрачивает одни смыслы, и приобретает другие. Только такой опыт и позволяет скорректировать наше представление об утраченном, ушедшем, потерявшим то значение, которое оно имело для современников.

Такое осмысление посредством художественного образа дает возможность примерить на себя опыт чужой жизни, сделав его своим. Для города, на который наслаивается иной исторический пласт, это единственная возможность уцелеть. Что сегодняшнему горожанину говорят, к примеру, каменные и чугунные изваяния по сторонам проездных арок, подчас похожие на идолов половецких степей? А ведь раньше они выполняли примерно те же функции, что сегодня выполняют «лежачие полицейские» – защищали стены домов от транспорта, норовившего не вписаться в отведенное пространство. Или что говорят горожанам странные сооружения на крышах зданий, чем-то напоминающие смотровые башенки. Некогда эти башенки венчал золоченый купол с крестом, и это было частью домовых церквей, которых существовало никак не меньше, чем приходов.

У каждой эпохи свой город, он меняется не только внешне, но во многом меняется его природа и его метафизика. Всякий петербуржец, которому случилось жить еще в Ленинграде, может это подтвердить. Особенно это бросается в глаза, когда город меняет свой облик, сохраняя при этом элементы старого.

А старый город влечет именно благодаря своим утратам, полупрочтению, бесполезностью своих включений, которые, будучи некогда утилитарными частями ныне потерянного целого, придают городскому центру романтическое звучание.

Вообще романтическое восприятие предполагает внутреннее достраивание малоизученного объекта посредством верхнего регистра нашей души. Полнота информации нередко убивает подобное состояние, оставляя единственную возможность для несогласных: увеличение и углубление планов познания.

Все это и о городе. Нельзя жить в нем и относится к нему нейтрально; вернее можно, но тем самым лишая себя полноты бытия – гораздо более позитивно сознательно поддерживать интерес к городской среде, городской истории, постоянно поднимая интеллектуальную планку этого интереса, дабы не лишать себя удовольствия испытывать очарование тайны.