Виктор Киркевич - Киев для романтиков

Собор Святого Владимира.

Фотооткрытка 1910-х годов

На Владимирском соборе останавливаться особенно не буду, так как написал о нем три книги: одну слабую, как и положено быть в начале, и две получше и серьезнее. Первая в соборе – больше по душе: «Почему вы пишите, что художник плохо и неправильно изобразил святую? Как на нее теперь будут молиться?» – «Что вам моя новая книга не нравится?» – «Я ее трижды перечитал, но та более понятна». Поэтому ее, благо, она тоненькая, растиражировали на репринте и усиленно продают. Причем без моего разрешения, но как я могу обижаться на причт моего любимого храма. Они хорошие люди, да и мне рады! И еще раз Шульгин: «И я пошел на хоры. И там была настоящая «литургия красоты». Когда солнце врывается потоками во Владимирский собор, оно зажигает всю эту удивительную византийщину. Была ли она там, на своей родине – в Византии? Сомнительно. Но этот ренессанс прекрасен. Он как-то удивительно удался, и это золото раскрывает тайны, тайны узорчатости, тайны затейливости, тайны сложности… Оно как будто хочет выявить сложность мира: так узорчата и затейлива Вселенная. И все же сложность Вселенной – это только одно единое. Вот и здесь самый хитрый рисунок подтвержден «одному закону». Это закон – Бог. Об этом говорит золото собора. Золото Бога, золото в сиянии Агнца, поправшего золото Тельца… Золотом сверкают путеводные слова: «Верую в Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца Неба и Земли, видимым же всем и невидимым…» Так твердит золото на стенах еще не понятого до конца этого чудесного храма» . Так Владимирский собор стал душой и сердцем Киева. В нем есть святая святых, как сердце в сердце, рака с мощами великомученицы Варвары.

Крещение князя Владимира.

Худ. В. М. Васнецов

Открытка 1910-х годов

Я часто задумывался, как я пришел к вере. Мне кажется, что изначально была какая-то душевная расположенность, некая чуткость к «иному». Ребенком я религией не интересовался – всё мое семейное окружение было неверующим. Крестила меня бабушка по материнской линии в Сальске Ростовской области. Если бы узнали в Киеве, то у отца были бы большие неприятности по партийной линии. Неуемная жажда к чтению сталкивала меня с книгами, где поднимались вопросы веры, героями были верующие, даже библейские сказания были толчком к познанию Святого Письма. В Чернигове, мне 17-летнему, дал почитать Библию Феликс Кагно, в то время руководитель местного объединения эстетов. До сих пор помню дрожь, которая меня охватила при чтении Эклизиаста. Потом в юности меня всегда волновала религиозная проблематика, – ответы на которую я находил в политиздатовской литературе, особенно в «Настольной книге атеиста», где очень грамотно было поставлено всё на места. Читай только «наоборот». Таким же серьезным пособием для знакомства с религией был журнал «Наука и религия», где печатали и Агату Кристи. Особенное знакомство с библейскими сюжетами происходило благодаря искусству, где официальному искусствоведению приходилось пояснять изображенные сюжеты. Очень сильно в познании веры подвинул меня Владимирский собор, исследователем которого я являюсь. Не скрою, что активному занятию церковной историей способствовал протестантский настрой, ведь церковь была так не похожа на все то, что нас окружало. Думаю, что с падением безбожной советской власти многое прояснилось: где было подлинное христианское чувство, а где – политический протест.

Мудрый старый еврей сказал, что рай – это старый английский дом, китайская кухня, славянская жена и американская зарплата.

От собора пройдем по улице Франко (Афанасьевская, Нестеровская), хоть и небольшой, но с несколькими интересными строениями. Особенно хочу отметить дом № 40/25, где жил писатель Александр Беляев, и с памятной доской Н. Г. Рахлину. Натана Григорьевича спросили: «Какая разница между хорошим и плохим дирижером?» Он ответил: «Хороший дирижер держит партитуру в голове, а плохой голову в партитуре». О великом дирижере можно рассказывать много, но оставим эту привилегию внуку Игорю Лысенко, который, кстати, автор этой доски. А об его дочке Элеоноре я напишу, тем более, что некоторые считали меня ее сыном, что стало моей гордостью. А дружба с Э. Н. Рахлиной продолжалась не один десяток лет. Благодаря этому книга о моем Киеве получила дополнительно много-много строк-улиц. Элеонора Натановна приучила любить наш город не одну тысячу человек, и как жаль, что она сама, журналист по специальности, так мало написала. Пусть в ее рассказах много фантазий, по-доброму называемых «рахлинизмами», но, тем не менее, более красочной, образной картины, чем у нее, на экскурсии получить было не у кого. Мы-то знаем, что рассказывать о Киеве без образов, – безобразно! Рахлина могла неторопливо, с мельчайшими подробностями, часами рассказывать об одном переулке, доме, даже фонтане. Она создала свою школу, свой стиль, в котором экскурсовод любовно романтически показывает дорогие ему места, свой город, его окрестности, да что там говорить, – ее фирма считалась единственной в городе, а может быть в Украине, представляющей систематические знания по краеведению, не особенно увлекаясь заграничными вояжами. Для этого были необходимы настойчивый характер и целеустремленность, присущие Рахлиной. Вечная ей память! Мне бы возглавить ее школу и продолжить дело по ее направлениям, но специфика моей коллекционной деятельности не давала бы мне возможности полностью отдаться организации интересных маршрутов и заняться подбором увлеченных экскурсоводов. Да и возраст не тот! А жаль, дело всей жизни Рахлиной сошло на нет! Возраст большинства опытных профи перевалил за 60, а хорошей школы по-прежнему нет! Считаю, посредственность озабочена тем, как бы убить время, а талант – как бы время использовать.