Николай Коняев - Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу

Узнав о бедственном положении способного юноши, руководство академии предложило ему работу письмоводителя в канцелярии, назначив девять рублей в месяц жалования. Весь этот заработок Иван Сергиев отсылал домой, матери.

Отшельники в поисках молитвенного уединения уходили в пустыни. Пустынькой Иоанна Сергиева в студенческие годы стала комната письмоводителя. Здесь развивал он три душевные силы – разум, сердце и волю.

Как утверждали его однокурсники, в течение всего академического курса он ни разу не был в театре, почти не посещал студенческих вечеринок и все свободное время проводил в молитве и чтении святых отцов.

Многие вечера в своей келье-канцелярии студент Иоанн Сергиев посвятил изучению трудов одного из трех вселенских святителей, Иоанна Златоуста.

Иногда, отрываясь от книги, он вдруг начинал хлопать в ладоши, восхищаясь красотой и глубиной поучений Златоуста, и тогда проходившему мимо человеку могло показаться, будто кто-то зашел в гости в письмоводительскую келью.

Впрочем, так ведь и было в самом деле: Иоанн Сергиев столь глубоко проникал в книги, что вместе со святыми отцами, написавшими их, дышал он воздухом христианской любви, вместе с ними входил в глубину богословского созерцания и переживал первые восторги общения с надмирными обителями…

Если от отца будущему всероссийскому батюшке достался тонкий каллиграфический почерк, то от матери, как писал митрополит Вениамин (Федченков), «перешли в почерк будущего светильника порывы силы».

Мать, Феодора Власьевна, несомненно, была чрезвычайно энергичной женщиной «со взглядом орлицы», и влияние ее на сына оказалось огромным.

Однажды, в начале Великого поста, то ли от усиленных занятий, то ли от простуды, то ли от плохого и неправильного питания Иван Сергиев сильно заболел. Врач объявил ему, что надо беречь себя и хотя бы пить молоко для поддержания сил, иначе он не гарантирует выздоровления.

– Хорошо, – ответил Иван Сергиев. – Я согласен, но только спрошу позволения у своей матери.

– Где же ваша мать?

– В Архангельской губернии.

– Напишите как можно скорее.

Долго шло письмо из Петербурга до Суры, но вот пришел и ответ. Феодора Власьевна посылала сыну родительское благословение, но вкушать Великим постом скоромную пищу не разрешала ни в каком случае. Прочитав письмо, Иоанн Сергиев, кажется, даже обрадовался.

– Но в таком случае вы умрете! – сказал ему врач.

– Воля Божия, – ответил Иоанн. – Неужели вы думаете, что я променяю жизнь на благословение матери?

– Вы сами убиваете себя! Без усиленного питания вы не сможете встать на ноги!

Однако предсказание это не исполнилось, и скоро Иоанн Сергиев выздоровел.

Еще с времен учебы в Архангельске, когда семинарист Иван Сергеев пешком добирался на летние каникулы в Суру, у него появилось привычка размышлять и молиться под открытым небом.

«Идешь сотни верст пешком, сапоги в руках тащишь: потому вещь дорогая. Приходилось идти горами, лесами; суровые сосны высоко поднимают стройные вершины. Жутко. Бог чувствуется в природе. Сосны кажутся длинной колоннадой огромного храма. Небо чуть синеет, как огромный купол. Теряется сознание действительности. Хочется молиться, и чужды все земные впечатления – и так светло в глубине души»…

Во время учебы в Санкт-Петербурге, где можно было прогуливаться по академическому саду, привычка совершать молитвенное правило под открытым небом только окрепла.

Часто в этом саду задумывался Иоанн Сергиев и о своем будущем служении Богу и людям.

Учеба подходила к концу, и он все более и более склонялся к мысли постричься по окончании курса в монашество и уехать миссионером куда-нибудь в дальние края. Хотелось прийти к язычникам, ничего не знающим о Христе, хотелось просветить их, открыть им дорогу в светлое Христово Царство.

Однажды после такой прогулки, которая была совершена то ли по академическому саду, то ли по дебрям Китая и Юго-Восточной Азии, Иоанну Сергиеву, должно быть, в исполнение забытого петровского указа, приснился удивительно ясный – можно было разглядеть все детали и все подробности! – сон.

Иоанн увидел себя в священнических ризах посреди огромного величественного собора.

Все предметы внутреннего убранства явственно представились Иоанну Сергиеву и, глядя на них, он понимал, что собор этот не мог быть воздвигнут среди языческих поселений Юго-Восточной Азии. Тем не менее получалось, что здесь и следовало Иоанну Сергиеву заняться миссионерской и проповеднической работой.