Юрий Супруненко - Святой Афон. Удел Богородицы

Монастырское собрание священных книг

Отрегулировать самочувствие человека помогает и посещение церковных богослужений, как бы ни были они утомительны на первый взгляд. В этом убеждают опыты в лаборатории медико-биологических технологий НИИ промышленной и морской медицины. Замеры параметров самочувствия прихожан до и после богослужения показали, что пребывание в храме нормализует давление, повышает тонус организма, выравнивает показатели крови. Это что касается воздействия молитвы, церковной атмосферы с ее запахом ладана и других эфирных масел, успокаивающих слов священников и монахов. Но вот доказано, что и колокольный звон влияет благоприятно: в ультразвуковом диапазоне его вибраций погибают болезнетворные вирусы – их белки сворачиваются и уже не несут никакой заразы.

Обращение к Богу может нейтрализовать даже радиационное излучение. Известно, что после взрыва в Чернобыле уровень радиации зашкаливал. А вот за оградой храма Архистратига Михаила, находящегося в 4 км от реакторов, радиационный фон оставался в пределах нормы.

Еще более эффективно «работает» крестное знамение – оно убивает патогенные микробы, причем интенсивнее, чем дезинфицирующие приборы электромагнитного излучения. Образцы воды до и после освящения различались по количеству вредных бактерий в сто раз. Святая вода не просто очищается – она меняет свою структуру. Спектрографы показывают, что в несколько раз увеличивается оптическая плотность воды, над которой прочитали молитву. Так что так называемое водосвятие – не пустые слова.

Дальше, правда, даже у ученых в ходу мистические объяснения. Целебные свойства вода набирает лишь под воздействием верующих людей. Чем бы это объяснить? Другой структурой воздушных колебаний? Наука пока затрудняется дать определенный ответ…

А в былые времена молитва помогала выстоять насельникам Афона в непростые и суровые времена. Вот что написал некий безвестный теолог в подтверждение этого утверждения: «Святые слова наполняют пространство и время. Они не только образуют молитвенную ауру, но и преодолевают страх существования. В такую молитву погружается весь человек, потому как только она обладает зримым и незримым смыслом, магнетическим и мистическим свойством. Потому что когда вытесняется слово, начинается неизвестность. Если его забывают – начинается насилие. Если слово не обладает Божественным воздействием, то порождает не любовь, но болезнь…»

Монастырская служба идет в полумраке церкви среди пламенеющих пятен свечей. Пейзаж в маленьком оконце с бледной зарей и приглушенными красками сумерек воспринимается как театральная декорация. Настоящая жизнь – здесь, во внутреннем пространстве церкви. А все, что за ее стенами, – то иная реальность и другие измерения. На запредельность настраивает и непривычное произношение на церковнославянском языке . Он более емкий, яркий, выразительный, чем простой разговорный; говорят, что перевод на циркулярный язык занимает в несколько раз больший объем, значит, ему еще присуща и краткость, которая, как известно, сестра таланта. Церковнославянский язык – это уникальное средство общения, он был специально создан для богослужения, это высокий стиль, красочность и поэтичность.

На Афоне живут по византийскому времени. Часы слева – отображают греческое время, справа – византийское

Отстаивая его право на существование, служители Церкви приводят многие доводы. В том числе и то, что он становится понятен восприимчивому на метафоры складу мышления, когда вдумываешься и вчитываешься в слова литургии. Язык великих писателей, говорят они, тоже подчас понятен не всем; кажется вычурным и с излишними «красивостями»; но это не повод, чтобы не издавать классиков. Так и с языком церковной службы. Возможно, было бы оптимальным допустить миссионерское богослужение, где молитвы будут частично читаться на современном привычном языке и где будут допускаться необходимые комментарии; православные ортодоксы, правда, сравнивают это с неприемлемыми нововведениями, которые допускаются в протестантских службах (чуть ли не джазовые мистерии).

…Своеобычность во всем, все подчинено внутреннему строгому распорядку в любом монастыре Афона. Кажется, и время здесь течет по-другому, по крайней мере исчисляется – по-своему. Когда заходит солнце, часы ставят на полночь. Эта традиция идет от Древнего Востока, от уже не существующих ныне сирийских и египетских христианских монастырей. Вся система отсчета времени на полуострове меняется, приспосабливается к закату, который в разное время года, естественно, наступает в разные часы.