Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Благополучию Тима – четвертого, самого юного наследника фамилии Хокинг – ничто не угрожало. В его ближайшем будущем была лишь одна проблема – ему следовало как можно скорее вернуться в Англию к моим родителям. Я была слишком занята в Женеве, чтобы иметь возможность присматривать за ним, а медсестры собрались уезжать. У Люси уже имелся собственный паспорт, а Тим все еще был зарегистрирован на мой, поэтому я обратилась в консульство Британии за помощью. Можно было подумать, что должностные лица консульства нарочно препятствуют выезду Тимми. Безучастная темноволосая женщина в консульском бюро бесцеремонно дала мне от ворот поворот после того, как я потратила уйму времени в ожидании интервью, и даже несмотря на то что я исчерпывающе объяснила суть чрезвычайных обстоятельств. По ее словам, без паспорта у Тима не было ни малейшей надежды на возвращение в Лондон: для этой цели ей потребовалось бы свидетельство о рождении. Я вздохнула. Свидетельство о рождении Тима лежало дома, в гостиной, в королевском комоде, унаследованном Стивеном от бабушки.

Без особой надежды я позвонила на наш домашний номер. К моему удивлению, на том конце раздался голос Ив: само провидение привело ее в дом под предлогом весенней уборки. Она подошла к столу, нашла свидетельство о рождении и отправила его экспресс-почтой в Женеву. Пару дней спустя я торжественно водрузила документ на стол официальной дамы, однако на нее это не произвело ровно никакого впечатления. «Это не то, что нужно, – неприязненно сказала она. – Это краткое свидетельство о рождении, а нам нужно полное – из Сомерсет-Хаус». Я с недоумением уставилась на нее. «И в любом случае, – продолжала она, – есть кое-какие бумаги, которые должен подписать ваш муж». «Я уже вам сказала, – ответила я, стиснув зубы, – что мой муж сейчас в бессознательном и парализованном состоянии на искусственной вентиляции легких в палате интенсивной терапии в госпитале Кантональ. Он не сможет ничего подписать». «Что ж, – тупо продолжала она, – если ваш муж не знает, что вы собираетесь увезти ребенка из страны, то, конечно же, вы не можете получить паспорт для этого ребенка».

Собрав последние крохи терпения, готовая разрыдаться от бессильного гнева, я продолжала умолять ее: «Я всего лишь пытаюсь отправить своего ребенка домой». Она на секунду замолчала и внезапно смягчилась, как будто мои слова наконец-таки дошли до ее мозга. «Если вы можете привести сюда человека, гражданина Великобритании, образованного – пусть это будет учитель, – который подпишет бумаги и принесет фотографии, тогда мы сможем рассмотреть ваш случай», – ответила она. Джонатан, соответствовавший всем этим требованиям (что нас от души позабавило), заполнил и подписал все формы. Мы взяли Тима в фотокабину и научили расписываться. Наконец 13 августа нам выдали полноценный паспорт гражданина Великобритании на имя г-на Т. С. Хокинга; паспорт украшала очаровательно невинная фотография и неумелая угловатая подпись шестилетнего ребенка. Таким образом вооружившись, г-н Т. С. Хокинг улетел домой – бизнес-классом, так как в экономклассе не было мест, – в сопровождении Люси и медсестер и с шиком разместился в доме моих родителей.

В его отсутствие меня порадовал только Роберт, ставший лучом света, озарившим тусклый небосклон Женевы. Бернард Карр, наш верный союзник, вылетел в Женеву на смену отправившимся домой студентам Стивена. Он привез новости о Роберте: мой сын отлично справился с выпускным экзаменом продвинутого академического уровня «А». С таким результатом ему было гарантировано место в Кембридже, в Корпус-Кристиколледже, где учился мой отец и преподавали естествознание.

Хотя относительно тривиальный вопрос с паспортом Тима решался невероятно долго, в тот период все происходило так беспорядочно, что куда более серьезная проблема, напротив, решилась за считаные секунды. Через два дня после нашего приезда в Женеву доктор, занимающийся случаем Стивена, вызвал меня к себе по срочному вопросу. Он проводил меня в пустую безликую комнату. Поначалу я решила, что он просто хочет поподробнее расспросить меня о фактах исключительной жизни Стивена. Персонал больницы уже удостоверился в том, что Стивен – необычный пациент, а также в том, что он не является жертвой пренебрежения со стороны своей семьи. Уточнив некоторые детали, связанные с феноменальным долголетием Стивена и его самостоятельностью, доктор быстро перешел к сути дела. Вопрос был в том, следует ли персоналу отключить дыхательный аппарат, пока Стивен находится под действием лекарств, или они должны попытаться вывести его из состояния анестезии. Я была шокирована. Вопрос об отключении жизнеобеспечения не рассматривался. Какой бесславный конец для героя, мужественного борца за жизнь! Какое пренебрежение к тому, что было нашей, моей целью! Мой ответ не заставил себя ждать. Мне не требовалось его обдумывать или с кем-то советоваться, потому что другого ответа быть не могло.