Нас проводили в блок интенсивной терапии, где лежал Стивен, тихий и недвижимый, погруженный в коматозный сон. Маска закрывала рот и нос, а трубки и провода, прикрепленные к разным частям тела, торчали во все стороны.
Как только ворота открылись, мы загрузили вещи в машину и на полной скорости помчались через всю Европу в Женеву. Сотни километров немецких полей и пастбищ пронеслись мимо нас как в бреду на пути к швейцарской границе. К счастью, в Германии не действует ограничение скорости. Мы остановились на границе, чтобы дети могли перекусить (у меня не было и мысли о еде), а потом снова неслись вдоль берегов возмутительно спокойных голубых озер: Невшательского, а затем Женевского. Мы почти не разговаривали: каждый пытался разобраться в своих запутанных мыслях. Даже дети притихли на заднем сиденье автомобиля. Женева выглядела ослепительно в ярких лучах солнца, но нам было не до того; у нас была только одна цель – попасть в больницу Кантональ, где нас ожидала суровая правда жизни или смерти. Навигационные способности Джонатана и мои лингвистические навыки привели нас к больничному комплексу с белым безупречным фасадом и оборудованными по последнему слову техники обеззараженными помещениями. Нас проводили в блок интенсивной терапии, где лежал Стивен, тихий и недвижимый, погруженный в коматозный сон. Маска закрывала рот и нос, а трубки и провода, прикрепленные к разным частям тела, торчали во все стороны; на мониторе можно было наблюдать бесконечный танец светящихся зеленых и белых волнистых линий, которые означали, что он изо всех сил борется, чтобы сохранить свое превосходство над своим старым врагом, смертью. Он был жив.
Дежурный медицинский персонал оказал мне холодный прием. «Сколько лет назад вы в последний раз видели мужа?» – спросили меня без всякого сочувствия. Они думали, что мы со Стивеном живем отдельно и что мне неизвестно о состоянии его здоровья. Их поразило то, что мы ненадолго расстались лишь на прошлой неделе. «Почему вы позволяете ему путешествовать в таком состоянии?» – непонимающе спрашивали они; его неосторожность входила в противоречие с их медицинской склонностью перестраховываться. Я не смогла дать сколько-нибудь вразумительный ответ, хотя какое-то время бормотала привычные фразы о неукротимой храбрости Стивена, о его непререкаемом научном авторитете и так далее и тому подобное – рассказ был мне не под силу в моем истощенном эмоциональном состоянии, да и в любом случае в него никто не поверил. Они поняли, что от меня мало толку, и наконец поведали нам сокращенную версию произошедшего.
Видимо, кашель Стивена усилился после его прибытия в Женеву. Возможно, его спутники посчитали это ненормальным, так как не знали, что он кашляет уже давно, не живя с ним под одной крышей. К его раздражению, они вызвали врача. После нескольких часов споров врач настоял, что Стивену нужно лечь в больницу. Там ему диагностировали пневмонию и, посовещавшись, подключили к аппарату жизнеобеспечения. На самом деле он не впал в кому, как сказала секретарша. Ему вкололи лекарство, чтобы обеспечить подачу антибиотиков и питания через различные каналы, и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. В данный момент ему ничто не угрожало, так как все его функции регулировались машинами. Я понимала, что сбылся худший из его кошмаров: власть над его судьбой захватили незнакомые люди, которые даже не знали, кем он является.
В Ферне-Вольтер нас с облегчением встретили потерянные студенты, медсестры и секретарша: в отсутствии ключевого игрока они не понимали, как им быть, и находились в состоянии тихого шока. Действительно, пока Стивен лежал под действием наркотика, они оставались не у дел. Тем не менее в последующие дни, когда я окунулась в водоворот организационных, эмоциональных и этических проблем, они придумали себе новые роли, с которыми весьма эффективно справлялись. Студенты ходили за покупками и занимались приготовлением пищи, медсестры заботились о детях и брали их на загородные прогулки – у них ведь были летние каникулы, – а Лаура поддерживала связь с Кембриджем и ЦЕРНом, решая проблемы, связанные с финансами и страхованием. Новость стала тяжелым ударом для родственников Стивена, особенно для его матери. Ее муж уже был инвалидом, и вот теперь жизнь ее сына оказалась под угрозой. Мы каждый день разговаривали по телефону, она держалась сочувственно и уравновешенно. Она не была склонна предаваться скорби; вероятно, к этому моменту мысль о смерти Стивена уже стала для нее привычной. У меня захватывало дух при мысли, что три поколения мужчин из семьи Хокинг одновременно были в опасности, находясь в разных частях мира: старый и больной Фрэнк в их с Изабель новом маленьком доме в Бедфордшире; Стивен в критическом состоянии в Женеве; Роберт в его рискованном походе. Хорошо еще, что я тогда не знала о том, что его каноэ перевернулось в Северном море у берегов Исландии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу