Дэвид Шилдс - Сэлинджер

Джин Миллер: Работа была его кармической обязанностью. А работой для него была все, что он делал. Все его бытие было работой. Он был сосредоточен на работе. Я хочу сказать, что он начал как романтик, а закончил отступлением. Вот так я это вижу.

Я пошла в Брайрклифф в 1952 году и закончила это учебное заведение в 1954 году, когда мне было 19 или 20 лет. Он приехал повидаться со мной, и мы пошли пообедать. Помню такую подробность: он приехал, когда у меня был урок фехтования. На занятиях фехтованием я всегда потела, так что мои волосы выглядели прекрасно. Помню, мне это очень нравилось. Он стоял в дверях, не желая входить и быть узнанным. Он увел меня, и мы отправились в ресторан возле моста Таппан-Зее.

Иногда он возил меня на вечер в Нью-Йорк. Помню, однажды увидела иллюминированный мост Джорджа Вашингтона и подумала, как это чудесно. Мост выглядел безумно прекрасно. Он засмеялся и сказал: «Джин, тебе надо научиться не говорить очевидного».

Однажды он повел меня на вечернику с выпивкой у Максвеллов [Уильяма Максвелла, писателя и редактора художественной литературы в New Yorker , и его жены Эмили]. Я хорошо это помню потому, что они оба мне страшно нравились. У меня были маленькие часики, которые мне дала бабушка. Часики были от Tiffany, и я их все время теряла – то оставляла в Корнише, то еще где-нибудь, и Джерри сказал что-то о часиках, что было неправдой. Не помню уж, что именно он сказал. Но я стала спорить с ним, и Максвеллы (и муж, и жена) сказали: «Браво, Джин, браво»! Изумление вызывало то, что я, девчонка, вступила в пререкания с Джерри, а он не привык к тому, чтобы ему перечили.

О том, что он – наполовину еврей, он при мне обмолвился только раз. Это случилось на обеде у Максвеллов. Я догадалась, что для него еврейское происхождение было проблемой. Он попросил меня разобраться в основе его рассказа «В лодке» и сказал: «Не приходи в возмущение». Или: «Тебя это может шокировать. Я должен был написать этот рассказ. Я сожалею, что написал его, но один раз я должен был написать этот рассказ».

Думаю, все эти годы он наслаждался мной как ребенком. И это положение изменила я. Мы сидели на заднем сиденье такси, и я обернулась к нему и поцеловала его. Это было естественно. Я хотела поцеловать его и сделала это. Полагаю, я дала ему разрешение – «Теперь можно», но инициатива никогда не исходила от него. Ну, инициатива, вероятно, должна была исходить от мужчины, но исходила от меня. Я первой поцеловала его. Моя дочь думает, что для него было важно дождаться, когда мне исполнится 18, и уже после этого вступить со мной в сексуальные отношения. Я так не думаю.

Вскоре после поцелуя в такси мы поехали на выходные в Монреаль. Мои воспоминания об этой поездке скудны, но я помню, как сидела в ресторане – миленькая девушка, которая выглядела очень застенчивой. Казалось, ей там было неудобно. Помню замечания Джерри об этой девушке. Там же были два человека деловой наружности, разговаривавшие о мистицизме.

Мы ушли в номер и легли в постель. Я сказала ему, что я девственница, и ему это не понравилось. Думаю, он не хотел нести ответственность. На следующий день, после моей «инициации», мы улетели в Бостон, откуда я улетала в Нью-Йорк, а он – в Вест-Лебанон, в Нью-Гэмпшир. Почему-то во время полета в Бостон ему пришло в голову, что рейс, на который он должен был пересесть, отменен. Я засмеялась от радости, что мы сможем провести еще один день вместе. Я увидела, как на его лицо легла тень. Я увидела на его лице выражение, и это было выражением ужаса и страдания. Это было ужасно и передало все. Я поняла, что все кончено. Я поняла, что пала с пьедестала.

Мой самолет вылетал поздно. Он пошел к стойке регистрации, поменял билет и буквально впихнул меня в самолет, вылетавший раньше. Не было никаких вопросов, обсуждений, никакой двусмысленности. Я встала между ним и его работой, и все закончилось. После этого я получила от него одно или два письма, которые не сохранились, поскольку я была очень расстроена. Я страдала, но винила в том, что произошло, себя. После всех лет наших отношений я должна была понимать, что он говорил мне. Прочтите письма. Там черным по белому написано: «Моя работа должна стоять на первом месте».

Это было крайностью, особенно после того, что произошло с нами прошлой ночью, но так должно было случиться. У меня не было выбора. Я должна была принять это. Думаю, внезапно я осознала, что была подделкой. Подделка, фальшивка – это было его словцом. Я полагала, что он так думает. Будучи девственницей, я никогда не говорила ему об этом. Внезапно он увидел меня в совершенно новом свете.