Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

Французская Итальянская армия под командованием Наполеона Бонапарта прорвалась через западную границу королевства Пьемонт-Сардиния – самого могущественного итальянского королевства, союзного австрийцам, – в апреле 1796 года. После серии молниеносных побед, заставивших сардинцев сдаться, а австрийцев – отступить, французы 15 мая вступили в Милан, встречаемые революционными песнями и раболепными приветствиями. Наполеон приостановил кампанию (позже это войдет у него в привычку) и занялся переустройством общества и политики в Северной Италии. Он объявил, что более десятка античных городов-государств войдут в две новые «независимые республики» – Циспаданскую (к югу от реки По) и Транспаданскую (к северу от нее). Эти квазиреспублики означали новую разновидность революционной франшизы: в соответствии с такой моделью, «освобожденное» население самое большое через несколько дней ожидания наблюдало, как в столице возникает полностью сформированное представительное правительство, бездумно копирующее стиль, популярный в те дни в Париже. Поскольку на дворе шел 1796 год, каждая из новых итальянских республик получила свою версию Директории (модное республиканское правительство в Париже с прошлого года) и собственный свод законов во французском стиле. К июлю следующего года две спонсируемые Францией итальянские республики слились в одну – Цизальпинскую республику. Мало кто сегодня помнит эти странные названия, но они стали политической основой современной Италии.

Возникла и схема того, как Наполеон станет адаптировать и экспортировать Французскую революцию, стоя во главе победоносных армий. Он понял, как пользоваться риторикой и духом Революции для продвижения собственных интересов. Конституция Цизальпинской республики демонстрирует именно этот подход: она начинается со статьи, оправдывающей французское вторжение и расхваливающей его выгоды для местного населения:

Цизальпинская республика много лет [698]находилась под властью Австрийской империи. Французская Республика сменила последнюю по праву завоевания. С этого дня она отказывается от всех претензий, и Цизальпинская республика теперь свободна и независима… [Франция] дает цизальпинскому народу его собственную Конституцию, ставшую результатом работы самых просвещенных умов самой просвещенной в Европе нации… В Италии много лет не существовало республики. Священный огонь свободы был погашен, а прекраснейшая часть Европы жила под иностранным ярмом. Цизальпинская республика должна показать миру своей мудростью, энергией и хорошей организацией армий, что современная Италия не выродилась и что она все еще достойна свободы.

Генерала Дюма беспокоил метод действий Наполеона. В Милане Дюма уловил первые признаки того, что с Наполеоном обращаются в меньшей степени как с генералом и в большей – как с владыкой, прикрывающимся Революцией, чтобы расширить собственное влияние.

Когда Наполеон в конце марта 1796 года принял командование Итальянской армией, это была хуже всего экипированная и самая деморализованная из всех французских армий [699]. Многие из сорока двух тысяч ее солдат маршировали без обуви, не говоря уже о сапогах, и одевались в лохмотья, украденные у местных крестьян. Ее офицеры носили козлиные шкуры. Боевой дух был настолько слаб, а дисциплина – плоха, что солдаты этой армии, по слухам, пели роялистские песни, а один из отрядов поменял свое название на «Дофин» [700]в честь казненного сына короля Людовика. Правительство не спешило делиться с Итальянской армией и без того ограниченными ресурсами, поскольку чувствовало, что более важный фронт войны с Австрийской империей находится на франко-германской границе или в Бельгии. Италия считалась второстепенной целью, а также опасным театром военных действий: за целые столетия Франция не одержала здесь ни одной крупной победы. Суть стратегии Наполеона: для возрождения Итальянской армии необходимо сделать так, чтобы она сама обеспечивала себя. А сделать какую-либо армию самодостаточной – это, мягко говоря, не пустяк.

«Солдаты, вы голодны [701]и почти раздеты, – объявил Наполеон, прибыв в марте в Ниццу (тогдашнюю штаб-квартиру Итальянской армии), чтобы принять командование. – Я собираюсь вести вас на самые плодородные в мире равнины, где вас ждут великие города и богатые провинции. Там вы обретете честь, славу и богатство».

Вдохновляющая речь, но что она означала? «Искусство ведения войны [702], окупаемой за счет этой войны, совершенно незнакомо нам», – писал военный философ Гибер. Он утверждал, что армиям нужно освободиться от неповоротливых транспортов снабжения, кормясь за счет захваченной территории и перекладывая все расходы на врага. «Но если бы появился генерал с такими талантами, неужели мы бы дали ему власть пустить их в ход?» На самом деле на протяжении почти всего восемнадцатого столетия европейские армии отучались именно от подобного стиля ведения войны, благодаря которому в предыдущем веке, во время Тридцатилетней войны, большая часть континента оказалась опустошена. Государства выстроили сложные логистические инфраструктуры, чтобы при помощи огромных обозов перевозить все необходимое армии для жизни и боя. Именно так сражались австрийцы, пруссаки, пьемонтцы и все армии Старого порядка. С 1793 года французские революционные армии возродили старую традицию грабежа, и сделали этот процесс высокоорганизованным. Суть его состояла в том, чтобы не доводить местное население до крайности и массового голода, которые могли бы вызвать восстание, но при этом приносить освободителям-республиканцам максимальные военные трофеи. Парижские ценители искусства извлекали выгоду из каждой кампании, поскольку галереи Лувра раз за разом наполнялись новыми работами со всей Европы.