Ян Веннер - Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет

Так что в каком-то смысле ты не вполне одобряешь эту идею.

– Просто если один раз попробуешь наркотики, они тебе понравятся и ты их снова захочешь. Ты сам-то употребляешь наркотики?

Да, экспериментирую.

– Ты? Ты нюхаешь?

Конечно.

– Я так и думал. У тебя с собой есть?

Нет.

– Проблема. Есть что-нибудь, чтобы взбодриться?

При мне ничего нет.

– Ничего? Совсем ничего? Никаких стимуляторов?

Я не стал бы тебя обманывать. Жаль, что у меня их нет. Но их нет.

– А дома есть? Ты знаешь, где достать?

Понимаешь, я полагаю, что ты в ходе своей программы уже достиг того состояния, когда не должен задавать таких вопросов.

– Правильно. Я просто даю слабину. Этого я не понимаю. Просто как-то так получается. Я допивался до чертиков – это другое дело. Они не позволяют мне пить, употреблять таблетки и кокаин. Каждое утро я делаю пробежки.

Разве твоя жена не пригласила доктора Лэнди работать с тобой?..

– Я был пропащим человеком. До последнего времени я лежал в клинике.

Ну и как? Вы действительно думали, что «Звездные войны» будут столь успешны в прокате?

– Никоим образом. Я ожидал, что фильм «Американские граффити» будет довольно успешным и, возможно, принесет десять миллионов долларов – это в Голливуде классифицируется как успех, – а потом я взлетел, когда он стал громким блокбастером. И мне говорили: «Ну, вот это да! Как это тебе удалось?» А я сказал: «Да, один кадр, и вот мне повезло». Действительно, никак не ожидал, что такое случится снова. Вообще, после «Граффити» я просто заглох. Я был так опутан долгами, что сделал меньше денег на «Граффити», чем на «THX 1138» [88]. Между этими двумя фильмами наступил перерыв в четыре с половиной года, или пять лет моей жизни, и, уплатив налоги и прочее, я жил на девять тысяч долларов в год. К великому счастью, моя жена работала заместителем редактора. Только благодаря этому мы выжили. Потом я заключил очень скромный в финансовом плане контракт на съемки «Звездных войн».

Сколько студий отвергли этот проект?

– Две.

А потом «Фокс» [89] его приняла?

– «Фокс» его приняла, и точка была поставлена, потому что я не хотел отдавать фильм больше никому. Не знаю, что бы я делал в противном случае, наверное, сменил бы профессию. Но «сменить профессию» – это уже крайний выход. На самом деле мне хотелось оставаться самим собой. Сразу же после «Граффити» я стал получать письма от подростков, в которых говорилось, что фильм изменил их жизнь, и что-то внутри меня подсказывало мне, что надо делать детский фильм. А все говорили: «О чем ты? Ты с ума сошел».

Я снял «Граффити» как вызов. Все, что я снял раньше, было сумасшедшим, авангардистским, абстрактным кино. Фрэнсис [90]действительно спровоцировал меня на это. «Сделай что-нибудь душевное, – сказал он, – все думают, что ты холодная рыба; все, что ты снимаешь, это научная фантастика». Поэтому я снял «Граффити», а потом подумал, что у меня есть шансы поднять «Звездные войны». Я в десятый раз объездил все студии с проектом «Апокалипсис», и все они ответили отказом. Поэтому я взялся за другой проект, за этот фильм для детей. Я подумал: всем известно, в какой жуткий сумбур мы превратили мир, всем известно, во что мы превратили Вьетнам. Известно и то, что каждый фильм, снятый за последние десять лет, свидетельствует о том, как мы страшны, как мы разорили мир, и какие мы подонки, и как все прогнило. И я сказал: «То, что нам действительно нужно, это что-то более позитивное». Потому что «Граффити» доказал: подростки забыли, что значит быть подростками. Прежде чем стать кинорежиссером, я всерьез занимался общественными науками, долго изучал социологию, антропологию и немного то, что называю социальной психологией, своего рода ответвление антропологии/социологии – я смотрел на культуру как на живой организм: почему он делает то, что делает. Во всяком случае, я осознал то, что подростки по-настоящему потеряны – своеобразное наследие войны, разгоревшейся в 60-е годы, и было безрадостно продолжать в том же духе, просто стоять в стороне сложа руки. Мне захотелось сохранить то, о чем действительно думало конкретное поколение американцев, когда они были подростками, – строго говоря, примерно с 1945 по 1962 год, вот это поколение. Была определенная «автомобильная культура», определенный ритуал дружбы, и именно среди этого я жил и по-настоящему любил.