Ян Веннер - Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет

Что ты чувствовал, когда узнал, что Дик Джеймс [30] продал свою долю в вашей компании «Northern Songs»? Чувствовал, что тебя пре дали?

– Да, это так. Он еще один из тех, кто думает, что он нас создал. Но это не так. Я бы хотел слушать музыку Дика Джеймса и музыку Джорджа Мартина, пожалуйста, сыграйте мне ее. Теперь Дик Джеймс так говорит.

Что говорит?

– Что он создал нас. Все считают, что они создали нас, тогда как это мы создали их.

Как ты получил Аллена Клейна в Apple [31]?

– Как и все, что я получаю, когда мне это нужно. Как и все, что ты получаешь, когда тебе это нужно. Не мне тебе об этом рассказывать, просто работаешь над этим, садишься на телефон, звонишь одному, другому и делаешь.

Какова была реакция Пола?

– Видишь ли, всякие Дики Джеймсы, Дереки Тейлоры и Питеры Брауны, все они мнят себя The Beatles, да и Нил [32]и все остальные. Но, знаешь, поработав с гением лет пятнадцать, они начинают думать, что и они гении.

А ты думаешь, что ты гений?

– Да, если гении существуют, то я один из них.

Когда ты впервые осознал это?

– Когда мне было лет двенадцать. Я привык думать, что должен быть гением, но никто этого не замечал. Я привык размышлять, гений ли я, и если нет, то кто же? Я привык думать: ну, я не могу быть сумасшедшим, потому что никто не отталкивает меня, поэтому я – гений. Гений – это форма безумия, и мы все, знаешь ли, малость сумасшедшие, и я привык немного стесняться этого, когда играл на гитаре. Если гении существуют – а это… да что же это, черт побери? – то я один из них, а если нет, мне без разницы. Я привык думать об этом, когда был ребенком, когда писал стихи и рисовал… Я был таким всю жизнь. Гений – это еще и боль.

Ты говоришь, что мечта ушла. Мечтой было и то, что The Beatles были Божеством или посланниками Божьими и, конечно, ты сам как Бог…

– Да. Если Бог есть, то мы все – Он.

Когда ты впервые начал получать отклик от людей, которые слушали записи, как бы духовный отклик?

– В Англии есть парень, Уильям Манн, который был первым интеллектуалом, опубликовавшим рецензию на The Beatles в The Times, и о нас заговорили в таком интеллектуальном ключе. Он писал об «эолических каденциях» и использовал разные музыкальные термины, писал всякую чушь. Но благодаря ему мы вошли в доверие к интеллектуалам. Он написал о последнем альбоме Пола так, как будто автором был Бетховен. Он все еще пишет эту чушь. Но этим он принес нам немалую пользу, потому что представители средних классов и интеллигенции в один голос говорили: «Ого».

Когда кто-то первый подошел к тебе, Джону Леннону, как к богу?

– С вопросом «Что делать?» и все такое? Вроде «Скажи нам, гуру!»? Вероятно, после наркотиков. Может быть, после «Rubber Soul». Не могу вспомнить, как это действительно произошло. Мы просто заняли эту позицию. То есть мы начали рассылать послания. Вроде «Мир есть любовь» и в таком духе. Знаешь, я пишу послания. Понимаешь, когда ты начинаешь рассылать послания, тебя начинают спрашивать: «Что такое послание?»

Когда ты впервые попробовал ЛСД?

– Один дантист в Лондоне добавил его Джорджу, мне и нашим женам, не сказав нам, на обеде в его доме. Он был другом Джорджа и нашим дантистом, и он добавил ЛСД в наш кофе или куда-то еще. Он не знал, что это за штука, – считал, это то же самое, что употребляют тусовщики из среднего класса, или что-то в этом роде. Все об этом слышали, но не знали, что ЛСД отличается от травки или «колес». Он сказал: «Советую вам не уходить», и мы подумали, что он удерживает нас для оргии в своем доме, а мы этого не хотели, и пошли в клуб, и там все приключилось.

Было безумием ходить по Лондону. Когда мы подошли к клубу, то нам показалось, что он горит, а потом показалось, что в клубе премьера шоу и он просто освещен снаружи. Понимаешь, мы подумали: «Черт, что здесь происходит?» Мы хохотали на улицах и кричали: «Давайте выбьем окно!» – просто безумие. Мы себя не помнили. Когда мы наконец вошли в лифт, то нам показалось, что и он горит, но это был лишь слабый красный свет. Мы все визжали и были в состоянии, похожем на истерию. Когда мы все при ехали на нужный этаж, потому что дискотека была наверху, лифт остановился, двери открылись, и мы все… ( Джон показывает, как они визжали.) Я читал в свое время описание того, какое действие оказывает опиум, и подумал: «Черт! Вот оно». И потом мы отправились в клуб и ко мне подошел какой-то певец и спросил: «Можно сесть рядом с тобой?» А я сказал: «Только если не будешь болтать», – потому что я просто не мог думать. Кажется, так продолжалось всю ночь. Не помню подробностей. Джорджу каким-то образом удалось довезти нас до дома в своем «мини». Мы продвигались со скоростью десять миль в час, но казалось, что мы гнали со скоростью тысяча миль в час, и Патти [33]предложила выйти и поиграть в футбол. Я, как всегда, выдавал разные истерические шутки… Боже, это было просто ужасно, но потрясающе. В то время я сделал несколько рисунков. Где-то они у меня лежат. На них четыре лица и слова: «Мы все с тобой согласны!» Я подарил их Ринго, оригиналы. Я много рисовал в ту ночь. А потом дом Джорджа показался мне большой подводной лодкой. Я вел ее, а они все по шли спать. Я управлял лодкой; казалось, она плывет выше стены высотой восемнадцать футов, а я ею управляю.