Виктор Гюго - Что я видел. Эссе и памфлеты

Полюбуйтесь, господа! Какие-то буйные негодяи учиняют погром в типографии. В виде компенсации правительство разоряет типографщика. (Новое движение в зале. В этот момент оратор прерывает речь. Он очень бледен и кажется больным. Ему кричат со всех сторон: «Отдохните!» Г-н де Ларошжаклен передает ему флакон. Оратор подносит его к лицу и через несколько мгновений продолжает.)

Не чудесно ли все это? Не использует ли власть все средства воздействия для устрашения? Не исчерпали ли произвол и тирания весь свой арсенал, или у них осталось еще что-то сверх этого?

Да, был еще этот закон.

Господа, я признаю, мне трудно говорить хладнокровно об этом проекте закона. Я всего лишь человек, привыкший с самого рождения чтить священную свободу мысли, и когда я читаю этот неслыханный законопроект, мне кажется, что я вижу, как наносят удар моей матери. (Движение в зале.)

Однако я попробую хладнокровно проанализировать этот закон.

Этот проект, господа, характерен тем, что он пытается со всех сторон чинить препятствия мысли. Он налагает на политическую прессу, помимо обычных издержек, издержки нового рода, зависящие от случая, произвольные, деспотичные (смех и крики «Браво!») , которые по прихоти государственного министерства можно будет довести до чудовищных сумм, подлежащих оплате в течение трех дней. Наперекор всем правилам уголовного права, в основе которых всегда лежит презумпция невиновности, этот закон исходит из презумпции вины и заранее обрекает на разорение газету, которой еще не вынесен приговор. В тот момент, когда обвиняемое издание переходит из следственной камеры в зал заседаний суда, ее душит между двумя дверями установленный особым определением залог. (Сильнейшее волнение в зале.) Затем, когда газета мертва, он кидает ее присяжным и говорит им: «Судите ее!» (Возгласы «Очень хорошо!».)

Этот проект покровительствует одной части прессы в ущерб другой и цинично дает в руки закона две гири и две меры.

Вне политики этот проект делает то, что может, чтобы уменьшить славу и блеск Франции. Он добавляет к уже имеющимся неисчислимым трудностям, которые мешают рождению и развитию талантов во Франции, новые – материальные, денежные. Если бы Паскаль, Лафонтен, Монтескье, Вольтер, Дидро, Жан-Жак были живы, он подверг бы их гербовому сбору. Нет ни одной выдающейся страницы, которая не была бы запятнана налоговым штемпелем. Какой стыд, господа, этот проект! он позволяет налоговым органам наложить свои грязные когти на литературу! на прекрасные книги! на шедевры! О, эти прекрасные книги, в прошлом веке палач жег их на костре, но он их не пятнал. От них оставался только пепел, но ветер уносил этот бессмертный прах со ступеней Дворца правосудия и бросал в души людей, как семена жизни и свободы! (Продолжительное движение в зале.)

Отныне книги больше не будут сжигать, их будут клеймить. Но пойдем дальше.

Под угрозой безумных штрафов, штрафов, размеры которых по подсчетам самой Journal des Débats могут варьироваться от 2 500 000 до 10 000 000 франков за одно-единственное нарушение (яростные протесты на скамьях комиссии и министров) ; я повторяю, это подсчеты, сделанные Journal des Débats , которые вы можете найти в петиции книгоиздателей, и вот они, эти подсчеты. (Оратор показывает бумагу, которую держит в руке.) Это невероятно, но это так! Под угрозой этих непомерных штрафов (новые протесты на скамье комиссии, возгласы «Вы клевещете на закон!») этот проект облагает гербовым сбором любое публикуемое издание, выходящее отдельным изданием, каким бы оно ни было, какое бы это ни было произведение, какого бы то ни было автора, вне зависимости от того, жив он или умер; другими словами, он убивает книгоиздателей. Я уточню, он не только убивает книжное дело во Франции, как следствие, он обогащает книготорговлю в Бельгии. Он выбрасывает на мостовую наших типографщиков, наших книгоиздателей, наших шрифтолитейщиков и бумагоделателей, он разрушает наши мастерские, наши мануфактуры, наши заводы; но он делает и обратное; он отнимает хлеб у наших рабочих и бросает его рабочим иностранным. (Сильнейшее волнение в зале.)

Я продолжаю.

Этот проект со злорадством облагает гербовым сбором все театральные пьесы без исключения, Корнеля так же, как Мольера. Он мстит Полиевкту за Тартюфа 4. (Смех и аплодисменты.)

Да, обратите внимание, я настаиваю на этом, он не менее враждебен к литературным произведениям, чем к газетной публицистике, и именно в этом он несет печать клерикального закона. Он преследует театр так же, как газету, и он хочет разбить в руках Бомарше зеркало, в котором Базиль 5узнал себя. (Крики «Браво!» слева.)