Виктор Гюго - Что я видел. Эссе и памфлеты

Но это могло бы произойти. (Одобрительный смех слева.)

Посмотрите, господа, до чего мы дошли, и как это было хорошо устроено! Из разумного закона о типографских патентах соорудили стену между журналистом и типографщиком. Пишите для вашей газеты, пожалуйста; ее не напечатают. Из полезного при правильной интерпретации закона о торговле печатными изданиями вразнос выстроили стену между газетой и публикой. Печатайте вашу газету сколько угодно; она не дойдет до читателя. (Возгласы «Очень хорошо!».)

И печати, оказавшейся между этими двумя стенами, за этой двойной оградой, сооруженной вокруг мысли, говорят: «Ты свободна!» (Смех в зале.) Что прибавляет к удовлетворению произвола радость иронии. (Снова смех в зале.)

Какой восхитительный, в частности, этот закон о типографских патентах! Настойчивые люди, которые непременно хотят, чтобы в конституциях содержался смысл, чтобы они приносили плоды и чтобы в них была какая-то логика, эти люди воображали, что закон 1814 года 2был отменен 8-й статьей конституции, провозглашавшей или делавшей вид, что она провозглашает свободу печати. Они говорили себе вместе с Бенжаменом Констаном, г-ном Эзебом Сальвертом, г-ном Фирменом Дидо и уважаемым г-ном дё Траси 3, что этот закон о патентах отныне лишен смысла, что свобода писать – это свобода печатать, или ничто; что, освобождая мысль, дух прогресса непременно в то же время освобождал все материальные средства, которые она использует, чернильницу в кабинете писателя, машину в типографии; что без этого так называемая свобода мысли была бы просто насмешкой. Они говорили себе, что свобода распространяется на все способы привести чернила в контакт с бумагой; что перо и печатный станок – это одно и то же, что, в конце концов, печатный станок – это перо, поднятое на высшую ступень своего могущества; они говорили себе, что мысль была создана Богом, чтобы выйти из человеческого сознания, и что печатный станок всего лишь дает ей тот миллион крыльев, о котором говорит Священное Писание. Бог создал ее орлом, Гутенберг сделал ее легионом. (Аплодисменты.) Что если это несчастье, нужно с ним смириться; ибо в девятнадцатом веке человеческое общество может дышать только воздухом свободы. Они, эти упрямые люди, говорили себе, наконец, что в то время, которое должно быть эпохой всеобщего образования для граждан действительно свободной страны, – при единственном условии, что его произведение будет оригинальным, – иметь мысли в голове, перо на столе, печатный станок в своем доме, это три идентичных права; что отрицать одно – значит отрицать два других; что, вероятно, все права осуществляются при условии, что они сообразовываются с законами, но что законы должны быть хранителями, а не тюремщиками свободы. (Живое одобрение слева.)

Вот что говорили себе люди, имеющие слабость пристраститься к принципам и требующие, чтобы институты страны были логичными и правильными. Но если подумать о законах, за которые вы голосуете, я боюсь, как бы истина не стала демагогией, а логика не оказалась в опасном положении (смех) , и как бы это не оказались взгляды и речи анархистов и мятежников.

Посмотрите на противоположную систему! Как тут все взаимосвязано, убедительно, внутренне логично! Как хорош – я настаиваю на этом – закон о типографских патентах, когда он понимается так, как его понимают, и применяется так, как его применяют сейчас! Как прекрасно провозглашать в одно и то же время свободу рабочего и рабство орудия труда, сказать: перо принадлежит писателю, но чернильница – полиции; печать свободна, но типографский станок в рабстве!

А какие прекрасные результаты дает этот закон на практике! Какая феноменальная справедливость! Судите сами. Вот пример:

Год тому назад, 13 июня, была разгромлена одна типография. (Внимание в зале.) Кем? Я сейчас не провожу следствие, я стараюсь скорее смягчить факты, чем усугублять их; таких типографий было две, но я ограничусь одной. Итак, типография была разгромлена, опустошена, разрушена снизу доверху.

Комиссия, назначенная правительством, членом которой был ваш покорный слуга, проверяет факты, выслушивает отчеты экспертов, заявляет, что необходимо возместить ущерб, и предлагает, если я не ошибаюсь, выплатить этой типографии сумму в 75 000 франков. Решение заставляет себя ждать. Спустя год пострадавший печатник получает наконец письмо от министра. Что содержится в этом письме? Извещение о возмещении убытков? Нет, извещение о том, что его патент отозван. (Сильное волнение в зале.)