Виктор Гюго - Что я видел. Эссе и памфлеты

Бог создает интуитивно; человек – по вдохновению, дополненному наблюдением. Это второе сотворение мира, не что иное, как божественное деяние, совершенное человеком, это то, что называют гением.

Когда поэт становится на место судьбы, вымышленные человек и события предстают такими странными, похожими на себя и совершенными, что некоторые религиозные секты испытывают ужас, как будто это присвоение прав Провидения, и называют поэта «лжецом»; совесть человека, пойманная с поличным и помещенная в среду, с которой она борется, которой управляет или которую переделывает, – это драма. В этом есть что-то высокое. Это управление человеческой душой кажется равным Божественному. Тайна такого равенства объясняется, когда размышляют о том, что Бог находится внутри человека. Это равенство есть тождество. Что такое наша совесть? Бог. И он советует нам совершить хороший поступок. Что такое наш ум? Бог. И он вдохновляет на создание шедевра.

Но Бог напрасно старается присутствовать там, Его присутствие ни от чего не освобождает, мы видим это по язвительности критики; величайшие умы и есть самые оспариваемые. Случается даже, что умные люди нападают на гениев; вдохновенные, как это ни странно, не признают вдохновения. Эразм, Бейль, Скалигер, Сент-Эвремон, Вольтер, большое число отцов церкви, целые семьи философов, вся александрийская школа, Цицерон, Гораций, Лукиан, Плутарх, Иосиф Флавий, Дион Хризостом, Дионисий Галикарнасский, Филострат, Митродор Лампсакский, Платон, Пифагор сурово критиковали Гомера. В этом перечне мы опускаем Зоила. Отрицатели не являются критиками. Ненависть не есть понимание. Поносить не значит обсуждать. Зоил, Мевий, Чекки, Грин, Авельянеда, Уильям Лаудер, Визе, Фрерон – невозможно отмыть эти имена. Эти люди оскорбили род людской в лице его гениев; эти презренные руки навсегда сохранили следы брошенных ими комьев грязи.

И эти люди не имеют даже печальной славы, право на которую они, казалось бы, приобрели, как и той меры позора, которую они ожидали. Об их существовании мало известно. Они наполовину забыты, что еще унизительнее, чем полное забвение. За исключением двух или трех из них, чьи имена стали нарицательными для выражения презрения, своего рода пригвожденных сов, оставленных в качестве примера 1, всех этих несчастных не знают. Они пребывают в тени. Беспокойная слава следует за их подозрительным существованием. Посмотрите на Клемана, самого себя называвшего сверхкритиком , занятием которого было кусать Дидро и писать на него доносы, и хотя он родился в Женеве, его путают с Клеманом Дижонским, духовником сестер короля, с Давидом Клеманом, автором «Любопытной библиотеки», с Клеманом де Бэз, бенедиктинцем из Сент-Мор, и с Клеманом д’Аскен, провинциалом ордена капуцинов и помощником начальника ордена в Беарне. Зачем было объявлять, что произведения Дидро всего лишь мрачные разглагольствования, и умереть сумасшедшим в Шарантоне, чтобы затем раствориться в четырех или пяти безвестных Клеманах? Напрасно Фамьен Страда яростно нападал на Тацита, его с трудом отличают от Фабьена Спада по прозвищу Деревянная Шпага, шута Сигизмунда Августа. Чекки напрасно рвал на части Данте, мы даже не уверены, не зовется ли он Чекко. Грин напрасно хватал за шиворот Шекспира, его путают с другим Грином. Авельянеду, «врага» Сервантеса, возможно, звали Авелланедо. Лаудер, клеветавший на Милтона, быть может, был Лейдером. Некий де Визе, который «хаял» Мольера, это в то же время Донно; он назвался де Визе из пристрастия к дворянскому званию. Они рассчитывали, чтобы добавить себе немного блеска, на величие тех, кого оскорбляли. Напрасно; эти существа остались безвестными. Этим бедным оскорбителям даже не заплатили. Они не удостоились даже презрения. Пожалеем их.

Добавим, что клевета напрасно старается. Тогда чему же она служит? Даже не злу. Знаете ли вы что-нибудь более бесполезное, чем вред, не приносящий вреда?

Лучше того. Этот вред приносит пользу. В назначенное время оказывается, что клевета, зависть и ненависть, думая потрудиться против кого-то, на самом деле потрудились для него. Их хула прославляет, их коварство делает известным. Им удается лишь добавить к славе увеличивающий ее шум.

Продолжим.

Итак, каждый из гениев по очереди примеряет эту огромную человеческую маску; и такова сила их души, которая проходит сквозь таинственные отверстия для глаз, что этот взгляд меняет маску, из страшной он делает ее комической, затем мечтательной, затем скорбной, затем юной и улыбающейся, затем дряхлой, затем чувственной и прожорливой, затем религиозной, затем оскорбляющей, и это Каин, Иов, Атрей, Аякс, Приам, Гекуба, Ниобея, Клитемнестра, Навзикая, Пистоклер, Гремио, Дав, Пазикомпса, Химена, дон Ариас, дон Диего, Мударра, Ричард III, леди Макбет, Дездемона, Джульетта, Ромео, Лир, Санчо Панса, Пантагрюэль, Панург, Арнольф, Жорж Данден, Сганарель, Агнеса, Розина, Викторина, Базилио, Альмавива, Керубино, Манфред.