Гётц Али - Наша борьба. 1968 год - оглядываясь с недоумением

ССНС объяснял социально-экономические отношения противостоянием угнетателей и угнетенных, бюрократов и жертв, принуждением, наслаждением и отчуждением. Эта простая биполярная теория, взятая на вооружение союзом, была сопоставима со схемой «друзья-враги» периода «холодной войны». Успехи ФРГ в сглаживании социального неравенства стратеги из ССНС попросту отметали, считая их мишурой, мешающей видеть реальные властные отношения. Простые жизненные желания и скромные притязания обычных людей в их глазах ничего не значили.

На деле теория, призванная осчастливить мир голодных и рабов, несла свободу не «проклятьем заклейменным», а попавшим в трудное положение членам ССНС. Анафема, которой их предала СДПГ, стала для этих людей серьезным ударом, лишив их возможностей продвижения в аппарате СДПГ или в профсоюзной иерархии, которые до сих пор выглядели неоспоримыми. Они остались на бобах. Пришлось изобретать «практику преодоления системы», осыпать бранью аппаратные структуры, прежде служившие для них кормушками, а также работающих там «узколобых специалистов». «Мы считаем, – говорил Руди Дучке в октябре 1967 года, – что бюрократия представляет собой организацию, опирающуюся на насилие, и поэтому должна быть разрушена» [94] Enzensberger, Gespräch über die Zukunft, S. 166. .

Составные части теории ССНС поблескивали то одной, то другой гранью – в зависимости от направления светового луча и от времени суток. В единое целое их собрали монтажники постарше, по большей части родившиеся во время войны. В дело пошла всякая всячина, которую удалось натащить из разных углов библиотеки. Они приладили друг к другу сочинения Карла Маркса, ленинское учение об империализме, волюнтаристские манифесты тогдашних антиколониальных движений и труды Франкфуртской школы, представленной Максом Хоркхаймером, Гербертом Маркузе и Теодором В. Адорно, с их критикой «ложного сознания».

Сварганив эту идейную композицию и придав ей определенную – адаптированную к немецкой специфике – связность, изобретатели покрыли свою работу толстым слоем защитного лака. Слой этот защищал от внешних влияний – точнее, от эмпиризма, который конструкторы из ССНС привыкли презрительно называть «плоским». Это объясняет, почему наведенный лоск продержался так долго. Подобную «крайнюю враждебность по отношению к фактам и бесплодный методологизм» Рихард Левенталь причислял к «удручающим аспектам радикализации идейных воззрений». В теоретизирующем чванстве новых левых он видел пристрастие к «нескончаемым спорам без вдумчивого изучения предмета», сумасбродную попытку приобрести способность «к самостоятельному мышлению без основательных знаний» [95] Левенталь – Голо Манну, 18 октября 1971 г.; AdsD, N Löwenthal/16; Löwenthal, Eine Wende im deutschen Geschichtsbewußtsein? (Manuskript), 2. 7. 1986; ebd., ungeordneter Teil, Schachtel VI. .

Как насмешливо писал Никлас Луман, новые радикалы в своем учении смешали «полпорции Маркса с целой порцией Франкфуртской школы (да еще и с прибавкой психодрамы)» [96] Luhmann, Universität, S. 149. . Правда, Хоркхаймер и Адорно держались от поколения-68 на расстоянии, но это не умаляло влияния их ранних сочинений. А оставшийся в США Герберт Маркузе стал для движения 1968 года идейным глашатаем. Его доходчиво изложенное учение отводило студентам ведущую роль в обществе, суля к тому же всевозможные веселые развлечения. Согласно анализу Маркузе, на революционный потенциал промышленного пролетариата развитых стран рассчитывать теперь не приходилось, – ведь дочь рабочего может делать себе такой же макияж, что и дочь эксплуататора, а сам рабочий в принципе может ездить на такой же машине, как его начальник. Все жители этих стран одурманены «репрессивной толерантностью», одурачены «сублимированным насилием» повседневного манипулирования, уведены в сторону от своих «настоящих потребностей» позолоченными путеводными нитями «индустрии сознания».

По мнению Маркузе, эту проблему едва ли сознает средний образованный человек, – ее понимание доступно только высоколобым интеллектуалам из развитых стран. Они способны прорваться сквозь сети утешительных «маскирующих взаимосвязей», сквозь «ложное сознание». Студентам в построениях Маркузе при этом отводится – не лестно ли? – ведущая роль в рядах «революционной интеллигенции», поскольку они еще не интегрированы в общество через профессию и не испорчены потреблением. С помощью целенаправленных провокаций они должны заставить «господствующую систему» с ее человекоподобными «характерными масками» перейти от «сублимированного» насилия к насилию «открытому». Тогда задобренные и одурманенные массы постепенно осознают внутренне «репрессивную» сущность капиталистического государства и примкнут к студенческому сопротивлению.