17:56 год начало Войны Гильдий, века Ярости, страна Лилирэль, город Тидарис.
Последние две недели, это простое здание служило ему убежищем, но теперь Аргон Ирвинг, хромая, вошел в него, и усомнился в его безопасности. Он прижал правую руку к мускулистому телу и попытался унять дрожь. Кровь текла от плеча к кисти руки, порезанная отравленным лезвием.
— Будь ты проклят, Лион, — пробормотал он, ковыляя по деревянному полу, через скудно обставленную комнату к стене из дуба с облупившейся штукатуркой. Даже с затуманенным зрением он нащупал небольшую бороздку. Он нажал на кнопку, которая открывала железный замок, по другую сторону стены. Маленькая дверь распахнулась.
Мастер Гильдии Пауков рухнул в кресло, и снял серый капюшон и плащ. Он сидел в большой комнате, выкрашенной в серебристый цвет и украшенной картинами гор и полей. Аргон снял рубашку и осторожно натянул ее на раненую руку. Ему повезло, что яд предназначался только для того, чтобы парализовать его. Скорее всего, Лион Кеннинг хотел заполучить его живым, чтобы он мог сидеть в своем мягком кресле и наслаждаться, наблюдая, как резаные раны Ирвинга источают кровь капля за каплей. Предательские слова толстяка, произнесенные во время их встречи, зажгли в его животе огонь, который не желал угасать.
— Мы не будем трусить перед крысами, которые питаются нашим дерьмом, — сказал Лион, расчесывая свои тонкие усы. — Вы действительно думаете, что есть шанс против богатства союза Ролэнга? Мы могли бы купить твою душу у богов.
Аргон подавил желание вонзить короткий меч в горло толстяка. Ужасная ошибка в ретроспективе. Они встретились в его экстравагантном особняке — ещё одна ошибка. Аргон поклялся исправить свою беспечность в ближайшие месяцы. Он пытался остановить войну, но, похоже, все в Тидарисе жаждали хаоса.
«Если город хочет крови, пусть получит ее…» — подумал Аргон. Но он не будет моим.
— Вы здесь, отец? — услышал он, как его старший сын спрашивал из соседней комнаты. Гильдмастер сдержал гнев.
— А если нет, то что тогда? — спросил он с некоим презрением.
Из другой комнаты вышел его сын Рэмольд. Он был очень похож на отца, с такими же резкими чертами лица, тонким носом и мрачной улыбкой. Волосы у него были такие же каштановые, как у матери, и одно это внушало Аргону любовь. На обоих были серые брюки и плащи их гильдии. С одной стороны на поясе висела длинная Рапира, с другой — Кинжал. Голубые глаза Рэмольда встретили его отца.
— Тогда я убью тебя, — сказал Рэмольд, дерзко ухмыльнувшись, а в глазах проблескивали радость и жажда власти.
— Где маг? — спросил Мастер гильдии. — Люди Кэннинга порезали меня ядом, и его действие вызывает беспокойство.
Бегство из особняка осталось в его памяти смутным пятном. От яда онемела рука, и весь бок болел. Мышцы на шее у него напряглись наугад, а одно колено во время бега все время сжималось. Он чувствовал себя калекой, когда бежал по переулкам города Тидариса, но Луна уже клонилась к закату, а улицы были пусты, и никто не видел, как он споткнулся.
— Грегона нет здесь. — Сказал Рэмольд, он наклонился к отцовскому плечу и осмотрел порез.
— Тогда иди, и найди его, — сказал Аргон. — А где Сенке? Он должен был передать мне весточку от Готфрида.
— Люди Бернарда Готфрида стреляли из окон, когда мы приблизились, — сказал Рэмольд. Он повернулся спиной к отцу и открыл несколько шкафов, пока не нашел маленькую черную бутылку. Он откупорил бутылку, но когда подошел, чтобы вылить ее на рану отца, Аргон выдернул бутылку из его руки.
— А почему его сейчас нет? — спросил Ирвинг старший.
— Я отослал его, — сказал Рэмольд, и уронил взгляд в пол. — С приближением войны я решил, что будет лучше, если он поможет защитить наши склады в порту.
Аргон хмыкнул, капая коричневую жидкость на порез. Закончив, он взял у сына несколько лоскутов ткани и туго завязал их вокруг раны.
— Ты должен был оставить его здесь, — сказал Аргон, когда боль утихла. — Где Ромул?
— Прячется, как всегда, — презрительно бросил Рэмольд. — И читает как всегда. Я говорю ему, что скоро могут ворваться наемники с приказом уничтожить все воровские гильдии, а он смотрит на меня, как на мелкого торговца рыбой, бормочущего о погоде.
Аргон пренебрежительно искривился, но не от боли, а из-за того, что его младший растет слабаком, а не мужиком.
— Есть причина, по которой я отдаю его жрецам. Нам понадобится их благосклонность, чтобы нашептать ее королю. Ему, должно быть, девять, по какой-то их суеверной причине. Уже недолго осталось.
Читать дальше