Алессандро Барикко - The Game. Игра

Вряд ли, думал я.

И в самом деле, потом я написал книгу, и сделал это, чтобы прояснить, себе самому и другим, что, по всей вероятности, мы переживаем сейчас не вторжение варваров, сметающих с лица земли нашу утонченную культуру, но мутацию, которая касается всех и вскоре произведет на свет новую цивилизацию, в какой-то мере превосходящую ту, что взрастила нас. Я был убежден: тут не разрушительное вторжение, но хитрая мутация. Всеобщий поворот к новым техникам выживания. Гениальный стратегический ход. Я размышлял о поразительных переворотах, которым мы присвоили звучные имена: Гуманизм, Просвещение, Романтизм, и все больше убеждался, что мы переживаем аналогичную всесокрушающую смену парадигмы. Мы разворачивали все наши принципы на сто восемьдесят градусов, как то делалось в других достопамятных исторических обстоятельствах. Не надо бояться, все будет хорошо. Сколь бы это ни казалось сокрушительным, но очень скоро мы найдем веские причины, чтобы спокойно отказаться от старых молочных лавок и даже, по крайности, от сослагательного наклонения.

То был не оптимизм дурачка, как я многократно пытался объяснить: для меня то был простой, самый что ни на есть реалистический взгляд на вещи. Когда люди усматривают оскудение культуры в шестнадцатилетнем юнце, который не использует сослагательного наклонения, не замечая притом, что парнишка посмотрел в тридцать раз больше фильмов, чем его отец в том же возрасте, это не я бездумный оптимист, а они невнимательны. Когда интеллигенция своим радаром обнаруживает непроходимую глупость книги, занявшей верхнюю строчку в списке читательских предпочтений, и возводит это в ранг культурной катастрофы, я стараюсь придерживаться фактов, а значит, в конце концов напоминаю себе, что публика, поставившая книгу во главу списка, всего шестьдесят лет назад не только не покупала книг, но и не умела читать : так что налицо неоспоримый шаг вперед. При таком раскладе нелегко определить со всей ясностью, кто рассказывает сказки: я, с моим приземленным реализмом, или они, с их поэтической тягой к фантастике катастроф.

Пока мы тратили время на дискуссии, другие представители человечества, по большей части живущие в Калифорнии и принадлежащие к элите, довольно незаметной, очень прагматичной и обладающей деловым чутьем, изменяли мир и делали это ТЕХНИЧЕСКИ, не изъясняя свой замысел по преобразованию человечества, даже, может быть, не подозревая, как все это скажется на нашем разуме и наших чувствах. Относительно молочных лавок и сослагательного наклонения они вообще не высказывались, считая, что имеют законное право снять с себя заботы о защите прошлого. Надо было срочно изобретать будущее.

Мне случилось понять – позже, с необъяснимым запозданием, что парадигма упадка для многих представителей человеческого рода является весьма удобным сценарием, донельзя приемлемым игровым полем. Я не говорю о трагедиях или катастрофах – они, напротив, представляют собой излюбленную среду обитания некоего меньшинства, состоящего из людей, в высшей степени smart [1] Энергичный, расторопный, сообразительный (англ.) . Также существует технология SMART: Specific, Measurable, Achievable, Relevant, Time bound. Каждая буква аббревиатуры SMART означает критерий эффективности поставленных целей. . Я говорю о чем-то более смягченном: хотя это и может показаться абсурдным, но мы в большинстве своем – такие животные, которые предпочитают откладывать яйца там, где можно рассчитывать на НЕКИЙ ЭЛЕГАНТНЫЙ, МЕДЛЕННЫЙ УПАДОК. Кроме того, было подмечено, что наклонная плоскость умеренного бедствия вроде бы по-особому конгениальна самому распространенному среди интеллигенции типу: способному страдать, упорному в продвижении, одаренному скорее терпением, нежели фантазией; по сути, консервативному. Поскольку ему легче воспринимать мир, когда этот мир движется с умеренной скоростью, он тормозит движение; поскольку в общем и целом ему ближе игра в защите, он лучше проявляет себя в присутствии врага и в преддверии катастрофы; поскольку в общем и целом он не расположен к игре в нападении, то боится будущего.

Таким образом, человеческий род по возможности старается избегать слишком длительного пребывания в открытом поле изобретений, приводя свои племена, каждый раз, когда это может получиться, к партии, более соответствующей их способностям, то есть ставя их под защиту памяти. За оградой вещей, которые нужно спасти, мы отдыхаем, откладываем яйца и облегчаем себе бремя будущего, отодвигая насколько возможно очередной дефицит продовольствия, который выгонит нас из наших нор.