Осторожный, очень наблюдательный, терпеливый, «никогда не раздражавшийся», как писал его отец, Уилбур не терял уверенности. Он мог быть жестким, но не безапелляционным, мог не соглашаться, но не становился при этом агрессивным. И никогда не возникало сомнений в том, что когда он говорит, то знает, о чем.
Но важнее всего то, что Уилбур всегда оставался самим собой, прямым и скромным человеком, и это говорило в его пользу. Незнание французского, простота были, пожалуй, его преимуществом. Как и предсказывал Харт Берг, Уилбур был исключительно веским доводом и даже более того.
Хотя то, что Уилбур не пил, не курил и не проявлял, хотя бы внешне, интереса к женщинам, конечно, вызывало у французов недоумение.
На протяжении всего пребывания во Франции он держал в курсе происходящего домашних, особенно Орвилла. В письмах и телеграммах, часто очень длинных и подробных, Уилбур описывал разные комбинации того, как они могли бы заработать в зависимости от того, кто и как вложит деньги. Опытный финансовый репортер едва ли смог бы осветить эту тему лучше.
Если выдавалась возможность отдохнуть, Харт Берг устраивал поездки на своем шикарном автомобиле с шофером. В сопровождении миссис Берг они катались по Булонскому лесу или выезжали в Фонтенбло и Версаль.
Однажды утром в понедельник, когда Уилбур еще лежал в кровати, в дверь номера постучал служащий отеля и сказал, что в небе над Парижем летает дирижабль, который называется «Ла Патри». Уилбур знал, что этот дирижабль был первым «воздушным кораблем», заказанным французской армией. Он быстро оделся и поднялся в сад на крыше отеля.
«Ла Патри» («Отечество») представлял собой гигантскую емкость в форме колбасы, надутую газом, с открытой гондолой для экипажа, подвешенной снизу. Дирижабль пролетел над Триумфальной аркой и почти над «Мерисом» со скоростью, составившей, по оценке Уилбура, 24 километра в час. Уилбур назвал этот полет «очень успешным испытанием». Однако вскоре он написал, что стоимость такого воздушного корабля была в десять раз больше стоимости «Флайера», а скорость «Флайера» была вдвое выше, чем у дирижабля. Его летающая машина была еще в самом начале пути, в то время как дирижабль «достиг своего потолка и скоро станет вчерашним днем». При этом, однако, зрелище дирижабля, летящего над Парижем, стало прекрасным началом дня.
Как правило, каждое утро предвещало новые деловые встречи.
Постепенно стал ясен главный вопрос: продавать «Флайер» французскому правительству или создавать коммерческую компанию с Анри Дойчем? Вероятность заключения контракта с правительством казалась очень высокой до тех пор, пока не вмешались военные. Они настаивали на проведении испытательного полета «Флайера» при слишком сильном ветре и требовали заключения эксклюзивного соглашения сроком на три года. Уилбур не соглашался ни с тем ни с другим.
Затем вдруг стало ясно, что «Флинт энд компани» рассчитывает на 20-процентные комиссионные не только от суммы продаж, но и от всего, что получат братья. («Не переживай насчет комиссионных Флинта, – написал Уилбур Орвиллу. – Мы сможем удержать их на уровне».)
Вскоре Уилбуру конфиденциально сообщили, что если он, Орвилл и связанные с ними лица смогут поднять цену, предлагаемую французским правительством, на 50 000 долларов, то эта сумма «будет распределена между персонами, имеющими возможность добиться заключения сделки». Другими словами, людям, находящимся во власти, нужно было дать большую взятку. Уилбур отказался даже обсуждать это.
Чем дольше затягивались переговоры, тем очевиднее становилось, что до проведения демонстрационных полетов мало что удастся решить. Поэтому Уилбур постоянно торопил Орвилла. «Хорошо, если ты успел запаковать и приготовить все до того, как придет это письмо, – писал он. – Проверь, чтобы были подготовлены все запчасти… Конечно, когда поедешь, возьми с собой Чарли Тэйлора… Нам понадобится надежный помощник, когда дело дойдет до испытаний».
Это было написано 28 июня. Уилбур уже почти месяц не получал от Орвилла ни одного письма.
Из письма Кэтрин, датированного 30 июня, он узнал, что дела дома идут далеко не лучшим образом и что она и Орвилл ощущают себя оторванными от того, что происходит в Париже. «Орв вообще не может работать», Орв очень обеспокоен, Орв «неуравновешен», «Орв просто сходит с ума от желания узнать, что происходит в Париже», Орв «вне себя от гнева», потому что «не знает, как развивается ситуация в Париже без него». Она, естественно, тоже.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу