Джошуа Купер Рамо - Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости - как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

Оглядываясь на несколько сотен лет европейской истории назад, оксфордский профессор Дэвид Пристленд понял, что энергетические переходы можно уловить, отследив объединения, ненависть и надежды трех характерных, взаимодействующих групп. Он их представлял как своего рода касты. Если индийский социум можно разбить на браминов, кшатрий, вайшьи и шудры, то и самую влиятельную европейскую элиту можно разделить на купцов, военных и мыслителей. Под купцами Пристленд имел в виду банкиров, торговцев и промышленников, чей капитал и политическое влияние вывело Европу из феодального состояния в продвинутое промышленное. Медичи, голландские торговцы кофе, шотландские шелковые бароны. Под мыслителями же он подразумевал духовенство и, позже, технократов различных империй: Джона Локка в Англии, Отто фон Бисмарка в Пруссии и Никколо Макиавелли в Италии. Солдатами он признал как выдающихся европейских аристократов-воинов, так и таких выдающихся фигур, как Наполеон и Веллингтон, владеющих искусством войны не как свихнувшиеся кровожадные варвары, но как непревзойденные артисты.

Пристленд писал, что интересы этих трех каст в определенные моменты могли функционировать как мощные шестеренки исторического механизма. Объедините высокообразованных государственных деятелей Франции и ее великолепных солдат – и вы получите период расцвета империи. Слейте воедино торговцев-банкиров Великобритании и ее опытных мореплавателей – и вы получите мировой викторианский успех. Конечно же, такие купцы, военные и мыслители существуют и сегодня. Сегодня они размещены в суверенных валютных фондах, они принимают участие в важнейших заседаниях, они преподают в духовных семинариях и проводят исследования в лабораториях. Американское могущество, если угодно, можно представить как слияние финансовых и коммерческих каст этой страны с сильной и опытной военной кастой. Сейчас на арену выходит Новая Каста, которая контролирует сети, от которых мы все зависим. И поскольку все, что они делают, для нас представляется чем-то эфемерным и невидимым, они представляют собой именно то, чего боялся Вайзенбаум, – они творцы вселенной, в которой они сами являются единоличными хозяевами.

Члены этой Новой Касты определяются близостью к коммуникативным сетям, определяющим наш мир. Эта фракция нашего общества обладает высоким влиянием, которое к тому же постоянно растет. Они управляют машинами и владеют базами данных. Их компьютеры управляют целыми рынками, они же и формируют цены и регулируют денежный оборот. В любой соединенной системе сейчас есть люди, обладающие бóльшим знанием и большей силой, чем другие. Они сильны не только потому, что они соединены, но также потому, что они сами создают и направляют такие системы.

Задумайтесь о таком примере из мира технологий: допустим, миллион человек могут качественно написать объектноориентированный код. Сто тысяч человек могут сделать из этого кода некую инновационную информационную структуру. Несколько тысяч человек могут использовать его для создания большого информационного центра. И наконец, когда вы сузите область своих интересов до пары десятков человек, которые знают, как по-настоящему работает Google, Intel или Bitcoin, до группы, члены которой могут заставлять машины самостоятельно мыслить, которые способны использовать эти тайные ходы взломов атомного уровня, – вот тогда вы дойдете до высочайшей элиты. Если коммуникации меняют природу предмета, то они также могут вознести тех, кто контролирует соединение, до недосягаемых высот могущества и влияния. Посредством контроля над сетями, протоколами и информацией эта группа влияет на нашу жизнь значительнее, чем любая из когда-либо существовавших элит. При таких условиях трудно удивиться тому, что большинство из них – миллиардеры.

Эта каста настолько могущественна, что, как мне кажется, можно спокойно сделать следующий вывод: страны (ну или вообще любая группа – даже террористы и банкиры), из которых могут выйти лучшие члены Новой Касты, будут обладать поистине невероятной силой. Это, впрочем, не значит, что нужно тренировать миллионы программистов или создать условия для того, чтобы у всех выпускников были исключительные познания в математике. Это индустриальный подход к проблеме. Нет, Новая Каста должна быть немногочисленной. Мы уже убедились в том, как малые силы могут оставлять большой след в коммуникативном мире. Немногочисленная элита также его оставит. Взять хотя бы ту же легендарную лабораторию Xerox PARC в Пало-Альто, которая породила, к примеру, не только одних из самых ярких первых членов Новой Касты – Алана Кэя и Джона Сили Брауна, – но также подарила миру важнейшие изобретения, часть из которых принесла триллионы долларов дохода. Компьютерная мышь. Лазерные принтеры. Графический пользовательский интерфейс. PARC, вероятно, был самой экономически состоятельной малой группой в истории – целым Ренессансом, уместившимся в паре десятков офисов. В мире технологий так много может зависеть от всего лишь нескольких инноваций, что умелое владение этими конкретными узлами – это равносильно умелому владению центрами, о которых говорил Даллиен.