Джошуа Купер Рамо - Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости - как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

Как бы быстро такие катаклизмы, как вышеизложенный экономический, ни распространялись, политические цепные реакции, кажется, двигаются еще быстрее, отражаясь эхом друг от друга и принося еще более громкие и комплексные результаты. ИГИЛ, например, почти весь возник из хаоса цифровой связи и по сути являлся реакцией на управляемое через сеть разрушение, каковым являлась Арабская весна, – а также на произошедший ранее раскол старого порядка в Ираке. Когда Барак Обама наотмашь обозвал ИГИЛ нелепым сборищем террористов и заявил, что Западу беспокоиться не о чем, он руководствовался теми же соображениями, из-за которых прекратилось президентство Мубарака. «Не могут эти ребятишки представлять собой что-нибудь серьезное». Молодость этих групп, то обстоятельство, благодаря которому они как раз таки были чем угодно, но не сборищем , следует также иметь в виду их необычайную сноровку во владении виртуальным пространством, – все это лишь усиливало их энергию и привлекательность. Даже в тех странах, которые по американским меркам были технически «отсталыми», системы коммуникаций буквально форсировали революцию. Они расторопно заняли место нежизнеспособных традиционных медиа и поспособствовали созданию таких необычных групп, как «Сирийская электронная армия» и «Захвати Гонконг».

Обычно длинный перечень безнадежных уязвимостей – отсутствие денег, отсутствие союзников, отсутствие доступа, отсутствие власти – усугублял отчужденность. Но ИГИЛ – это как блогеры в Иране, активисты Нью-Йорка, борющиеся за социальную справедливость, или йеменские хусисты-реваншисты, вызывающе взирающие на людей, обладающих деньгами, союзниками, властью и беспилотниками. Обама, Мубарак и [вставьте любое влиятельное имя или институт] оказались слишком медленными. Они были не в теме. Все их связи оказались неверными. И хотя отдельные части новых сетей – молодые студенты, военные, которые еще не вполне освоились и огрубели, – и были мягкими, с человеческим лицом, и легко нейтрализуемые, они все же продолжали подтачивать старый уклад. Связанные вместе, коммуникационные системы сами по себе были способны на большее, чем их отдельные составляющие.

То, что их связывало, не было лишь одной отдельной проблемой или идентификацией. Их скрепляла дешевая, сиюминутная связь. И они, надо признаться, свирепствовали.

«Старики» тоже были не промах, разумеется. Они попытались блокировать технологию как таковую или метили по важнейшим местам сетей. К примеру, такого рода команды, как «Арестуй или убей любого главаря, которого сможешь найти!», были гарантом восстановления стабильности в Иране. Другие правительства считали, что волю протестующих можно подавить с помощью гонений на их близких. Репрессии на родственников и близких, как выяснилось, были наиболее удобным и быстрым способом, с помощью которого власть могла обратить одну сеть против другой. Египетская армия, например, имела очень серьезный и обстоятельный план действий. Она уступила массовой оппозиции и даже дала волю экстремистским сетям. Но позже оказалось, что это было не чем иным, как прелюдией, целью которой было отследить связи этих групп, с тем чтобы досконально изучить, как они функционировали, и получить сведения о секретных источниках их могущества, влиятельности и денег. А потом, когда египетскому народу опостылели недоисламисты у власти, – словно бы армия знала, что это когда-нибудь произойдет, – за дело взялись генералы.

Скептики бы набросились на Кастельса с расспросами: «Да чего вообще этими несчастными протестами можно добиться?» Что это за такая «револууция», которая не принесла Триполи и Дамаску ничего, кроме пробоин? Достижения их, признавал Кастельс, были в большинстве своем деструктивны. Но в этом-то вся суть. Именно это ломание старых законов, разбивание вдребезги идей власти и контроля, изменило все. Еще это открыло скрытую логику, лежащую в основе сетевых систем коммуникации. «Ничего серьезного?» Это то же самое, что сказать, что на землетрясения и эпидемии не стоит обращать никакого внимания. По тому, как сети выворачивали системы, которые когда-то были нерушимы, можно было сказать, что сетевые общественные движения – вещь более чем серьезная. Они выявили взаимосвязанные сети фатальных ошибок. Они показывали, как группы могли всасывать в себя коммуникативную энергетику сетей по невидимым каналам и приводить себя в движение, точно как если бы они подключались к электросети. Протестующие и террористы хорошо понимали мощь, которая существовала благодаря одной лишь связи. И у них было осознание, которого не было у благоустроенных людей в дворцах. Традиционная реакция высших лиц – «Схватить всех подозреваемых» – не работала, поскольку, как заметил Кастельс, «подозреваемыми были сети». Сеть не арестуешь.