Дэвид Оуэн - Копии за секунды - История самого незаменимого изобретения XX века

Карлсона можно считать уникальным явлением в истории возникновения мультимиллионных состояний в мире высоких технологий, потому что его необыкновенное богатство почти совсем не повлияло на материальные обстоятельства его жизни. Он носил костюмы от Хикли-Фримена, любил посещать хорошие рестораны, ему нравилось покупать подарки другим людям, но он не баловал себя и не потакал своим желаниям. «Его реальное богатство состояло из нескольких вещей, без которых он мог легко обойтись», – сказала Доррис после его смерти. Мало знавшие его люди редко догадывались, что он был богатым или состоятельным человеком; когда один знакомый спросил его, как он зарабатывает на жизнь, и он ответил, что работает в компании Хегох, этот знакомый предположил, что он был заводским рабочим, и поинтересовался, является ли он членом профсоюза. Карлсон так и не купил второго дома или второй машины, а телевизор в их доме появился лишь незадолго до его смерти. Он говорил Доррис, которая любила хорошо одеваться, чтобы она покупала все, что захочет, не глядя на ценники, но он редко тратил большие суммы на себя, и Доррис приходилось убеждать его не покупать на поезд билеты третьего класса, когда он путешествовал по Европе. Позже Карлсоны добавили к дому четвертую спальню и гостиную, чтобы не нарушать своего уединения во время приезда гостей, но Карлсон считал, что это добавление было необязательным, и сказал Доррис, что он был бы так же счастлив и, может быть, еще счастливее, живи он в трейлере во дворе. «Мне кажется, – говорила она, – он чувствовал себя виноватым, что у него такой приятный и удобный дом. А когда приходили люди и говорили: «Какой чудесный дом», он обычно отвечал: «Это все Доррис придумала».

Она так и не поняла, насколько серьезно он говорил о трейлере, но он часто упоминал его, и она в этом случае всегда поддразнивала его: «А ты захватишь с собой свои тринадцать стальных шкафов с картотекой?»

Несмотря на то что богатство вызывало в нем чувство неловкости, он любил свой дом и большой сад позади него. Летом 1928 года, вскоре после окончания двухгодичного колледжа в Риверсайде, он нарисовал в своей записной книжке план воображаемого загородного поместья – место, которое он мечтал когда-нибудь построить для себя. План имел прямоугольную форму и имел площадь «10 или 15 акров». Там был «английский фермерский дом», амбар, сторожка, дом для экономки, пруд для рыбной ловли, два садовых участка, роща ореховых деревьев, загон для скота, «холмистое пастбище» и место для кур и другой живности. Низкая каменная стена отделяла главный двор от одного из садов, и Карлсон сделал подробный проект этой стены (довольно странный), которая состояла из «белых каменных плит, гранитных валунов и красного кирпича», скрепленных черным «строительным раствором». Его реальное имение было намного скромнее. Если бы сегодня вы шли по старой улице, где стоит его дом, в Питтсфорде, пригороде Рочестера, вы бы никогда не сказали, что это дом богатого человека, но в нем воплощено такое же стремление к деревенскому уединению. Дом был построен на склоне холма, так чтобы подвальное помещение, где находился его кабинет, выходил окнами в сад [39]. Он любил работать в саду, учить всяким трюкам своего кокер-спаниеля, гулять по берегу ручья у подножия холма, сидеть среди деревьев в месте, которое Доррис называла его «убежищем», и, время от времени, запускать змея. Он был спокойным и наблюдательным, и у него было то, что Доррис и другие считали сверхъестественной связью с другими живыми существами. Он однажды сообщил Доррис, что провел утро, «флиртуя с бабочкой», которая сидела на его пиджаке, пока он читал почту во дворе, а потом сопровождала его два или три часа, пока он работал в саду. Как-то друг заметил пчелу на его руке и велел ему стоять тихо, чтобы он мог прихлопнуть ее до того, как она укусит. Карлсон сказал ему, чтобы он не беспокоился, пчела его не укусит, и затем взял ее пальцами и отпустил. Двое приятелей однажды заметили, что кролики едят тюльпаны в его саду, а он ответил: «Да, едят. „Дамы“ – Доррис и их экономка – очень расстраиваются, а я поддерживаю кроликов».

Когда стало ясно, что ксерографию ожидает коммерческий триумф, Карлсона переполнял восторг, он чувствовал себя отомщенным. Доррис спросила его потом, знал ли он, что его изобретение будет иметь грандиозный успех, и он сказал, что знал, хотя были моменты, когда он почти терял надежду, что кто-нибудь возьмется внедрить его в производство. Однако после первоначальной эйфории Карлсон почувствовал тревогу. Тяжелые жизненные испытания завершились почти что невообразимым успехом, а он не знал, что ему делать дальше. Он был еще слишком молод, чтобы уходить в отставку.