Джон Мьюр - Ледяные чертоги Аляски

«Не знаю, – ответил я. – Мне не удалось найти жилье. Вершина того небольшого холма кажется единственным подходящим местом для лагеря».

Тогда он сказал, что все комнаты в доме миссионеров заняты, но ему кажется, что мне могут разрешить переночевать в столярной мастерской, принадлежащей миссии. Поблагодарив его, я сбегал на мокрую пристань за небольшим мешком с вещами, положил его на пол мастерской и наконец почувствовал себя счастливым, наслаждаясь уютом, сухостью и сладким ароматом стружки.

Плотник занимался изготовлением строительных материалов для нового миссионерского дома, и когда он вошел, я объяснил ему, что доктор Джексон [5] Доктор Шелдон Джексон, 1834–1909, стал суперинтендантом пресвитерианских миссий на Аляске в 1877 году, а в 1885 году – генеральным агентом по образованию США. – Примеч. авт. предположил, что мне могут разрешить спать на полу. Когда я заверил плотника, что не стану прикасаться к его инструментам или каким-либо образом ему мешать, он благодушно разрешил мне остаться в мастерской и даже воспользоваться своей личной маленькой боковой комнатой, где был умывальник.

Я провел в мастерской всего одну ночь, когда мистер Вандербильт, купец, который вместе со своей семьей занимал лучший дом в форте, услышав, что один из прибывших поздно вечером с неизвестной целью гостей был вынужден спать в плотничьей мастерской, навестил меня как добрый самаритянин. Я рассказал ему, что собираюсь изучать ледники и лес, а он гостеприимно предложил мне комнату и место за столом. Здесь я и обрел настоящий дом, откуда мог свободно отправляться в любые путешествия. Ани Вандербильт, ангел во плоти, которой едва исполнилось два года, заправляла всем домом, наполняя его любовью и теплом.

Мистер Вандербильт познакомил меня со старателями и торговцами, а также с несколькими влиятельными индейцами. Я посетил миссионерскую школу, дом для индейских девочек, который держала миссис Макфарланд, и совершил несколько коротких походов к ближайшим лесам и ручьям, где изучил темпы роста различных видов деревьев и их возраст, сосчитав годовые кольца на пнях на больших полянах, которые военные расчистили, когда заняли форт. Моя деятельность, как сообщил мне мистер Вандербильт, вызвала немало пересудов среди населения острова Врангель.

«Чем этот парень занят? – удивлялись они. – Он вечно копается среди пней и сорняков. На днях я видел, как он встал на колени и уставился на пень так, будто ожидал найти в нем золото. Похоже, он занимается какой-то ерундой».

Однажды ночью, когда шел сильнейший ливень, я невольно переполошил как белых, так и суеверных индейцев. Стремясь увидеть, как ведут себя аляскинские деревья во время шторма, и услышать их пение, я тихонько вышел из дома и, сражаясь с промозглым ветром, отправился к холму в дальнем конце деревни, оставшись незамеченным. Когда я вышел, начинало смеркаться, а когда добрался до вершины холма, совсем стемнело. По лесу разносился величественный и ликующий глас бури, и возможность услышать его компенсировала любой физический дискомфорт. Но я захотел развести костер, причем большой, чтобы не только слышать, но и видеть шторм и стонущие под его натиском деревья. Я долго и терпеливо блуждал во тьме, пока не нащупал немного сухого трута* в полом стволе и аккуратно спрятал его во внутренний карман, где уже лежал спичечный коробок и огарок свечи длиной пару дюймов, которые пока не успели намокнуть; затем я протер от воды несколько опавших веток, тонко настрогал их и тоже положил в карман. После этого я соорудил небольшой конус из коры высотой около фута, бережно склонился над ним, стараясь укрыть от проливного дождя, вытер насухо и положил рядом хворост, зажег свечу, поставил ее внутрь конуса и стал потихоньку подбрасывать туда трут и стружки. Через некоторое время разгорелся небольшой огонек, в который я постепенно добавлял все более крупную стружку, а потом и веточки, втыкая их торцом в землю под углом над внутренним пламенем и делая конус все шире и выше.

Когда стало достаточно светло, я смог выбирать самые подходящие ветки и большие куски коры, которые я тоже упирал торцом в землю, постепенно увеличивая высоту конструкции. Вскоре освещенным оказалось довольно большое пространство, где я собрал много хвороста и продолжал подбрасывать его в костер до тех пор, пока его сильное пламенное сердце не стало посылать в небо столб огня высотой тридцать или сорок футов. Костер очертил вокруг себя огромный круг света, несмотря на дождь, и окрасил своим заревом облака. Ни один костер из тысяч, которые мне доводилось разводить где-либо еще, не мог сравниться с этим ликующим победным танцем пламени в самом сердце бури. Зрелище буквально завораживало – подсвеченные облака и дождь смешались, деревья светились на фоне непроницаемой тьмы, из мрака выступили покрытые ярким мхом и лишайниками стволы, по бороздам на их коре бежали сверкающие струи дождя, а древние седобородые патриархи леса клонились к земле, исполняя языческие песнопения!