Годы, ушедшие на формирование его личности, Михал Клеофас нередко проводил в путешествиях по Речи Посполитой, посещая родственников и других магнатов. Кроме Варшавы, отец часто возил его в Вильно, где Огинским принадлежал дворец, и в близлежащие поместья в Троках и Ошмянах. Не исключено, что он посетил Слоним и Несвиж, где перед ним предстала возможность наслаждаться лучшей музыкой Литвы. Благодаря стараниям Ролея у него стала развиваться неутолимая жажда ко всем видам изящного искусства и музыки, он не переставал восхищаться архитектурными, живописными, скульптурными работами – в основном это были заслуги итальянских мастеров – которыми изобиловали замки и дворцы Великого Княжества.
К 15–16 годам Михал Клеофас превратился в страстного читателя, и Ролею пришлось нанять учителей по таким предметам, как классические языки, математика, политическая и экономическая теория. Юноша охотно взялся за латынь и прочитал в оригинале Цицерона, Тацита, Вергилия, Горация, Овидия, Катулла и Ювенала. На французском языке он перечитал почти все, что могла предложить эпоха Просвещения, особенно Руссо и Вольтера; сочинения братьев Мэйбли пробудили у него интерес к новому мышлению в политике и экономике, хотя, как ни парадоксально, в математике молодой человек не был силен, как утверждал его наставник по этому предмету бывший иезуитский священник аббат Роде. Благодаря Роде Михал Клеофас глубоко вник во все, что связано с Италией, особенно с Флоренцией, ему открылся мир нумизматики, он научился тщательно исследовать прошлое. Такая любовь к истории подтолкнула его к изучению трудов Уильяма Робертсона и Эдварда Гиббона, что позволило глубже понять историю Великобритании, «составного» государства, напоминавшего его собственное: в оси Англия – Шотландия ему виделась двойственность, присущая польско-литовскому государству. Это, в свою очередь, подтолкнуло Михала Клеофаса к изучению права, и к 16 годам он стал в нем разбираться, как настоящий эксперт. К тому времени молодой Огинский просиживал до шестнадцати часов в день, углубившись в книги, изучая карты и излагая свои мысли на бумаге.
Михал Клеофас Огинский. Художник Й. Грасси
С «Божественной комедией» Данте его познакомил королевский библиотекарь и наставник сводного брата Феликса, Ян Альбертранди. Два подростка, Михал Клеофас и Феликс, очень сдружились, их братская дружба становилась крепче день ото дня, им приятно было обмениваться идеями и знаниями, которые они почерпнули у своих наставников.
В 1782 году, совершая концертное турне по Европе, до выступления в Петербурге побывал в Варшаве Джованни Джорновики. Его пригласили дать несколько уроков Михалу Клеофасу. Место и дата рождения, происхождение скрипача являлись предметом споров. Он родился то ли в Палермо, то ли на борту корабля, пришвартованного в венецианском порту Рагусы – нынешний хорватский Дубровник – не то в 1735 году, не то в 1745-м. Есть предположение, что по происхождению он был хорватом, которого звали Иван Ярнович. Скрипачом он был блестящим. Однако в общении часто проявлял нетактичность, его поведение подмочило ему репутацию среди самых блистательных дворов Европы, включая Париж, откуда скрипач сбежал с позором, и Лондон, где он оскорбил королевскую семью. Тем не менее благодаря своему удивительному таланту он пережил все неприятности и считался в Вене, где им восхищался Леопольд Моцарт, в Москве, Берлине и Санкт-Петербурге первоклассным скрипачом, автором более 20 концертов для скрипки, игроком в бильярд, дуэлянтом и повесой. Уроки, которые он давал Михалу Клеофасу, принесли новые успешные результаты, отчасти объясняемые его высоким мастерством и отчасти его непреодолимой непочтительностью. Дело в том, что за учебным и музыкальным усердием Михала Клеофаса скрывалась – и уже начала проявляться – определенная склонность к проказам и юношеская непокорность какой-либо власти. По мере взросления эти особенности поведения обычно исчезают, но в случае с Михалом Клеофасом они набирали силу и добавили щепотку либерализма с привкусом анархизма в характер этого обаятельного, общительного и, прежде всего, очень отзывчивого человека.
В 1783 году умер дедушка Тадеуш Огинский. Здоровье Андрея тоже стало ухудшаться, и на следующий год он был слишком нездоров, чтобы участвовать в заседаниях сейма. Андрей внимательно и с гордостью смотрел на своего сына – некогда толстоватого, застенчивого и неуклюжего малыша, которому так не хватало грациозности и обаяния. Сейчас перед ним был стройный – если не высокий, – красивый, темноволосый и обходительный восемнадцатилетний юноша, высокообразованный, бегло говорящий на нескольких языках, анархичный, но сострадательный, с бесовским огоньком в карих глазах, и казалось, весь мир лежит у ног его. Андрей Огинский решил, что пришло время окрестить сына в огне польской политики.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу