Мария Ялович-Симон - Нелегалка. Как молодая девушка выжила в Берлине в 1940–1945 гг.

Вот так я и ходила по улицам в компании этих двух красоток. Некоторые люди постарше, глядя на нас, говорили:

– Какая жалость! Красивые девушки – и должны ходить с еврейской звездой!

Полицейские тоже были не прочь поболтать, спрашивали:

– Ну что, красотки?

Тут я действовала, как требовал закон:

– Еврейка, город Берлин, личный номер икс-игрек. Разрешите спросить?

– Чего-чего? – изумлялся каждый, чем очень меня веселил. – Чего надо-то? А?

– Закон требует, чтобы мы представлялись таким образом. Называя место пребывания, личный номер и сообщая, что мы еврейки. А теперь, с вашего разрешения, можно спросить?

– Ишь ты, значится, и такой закон есть? Ну обалдеть, чего только не услышишь!

Лишь те, что помоложе, владели собой и старались не подавать виду, как они поражены и как им противно. Те, что постарше, только головой качали:

– Быть такого не может, ну-ка повторите, как вы сказали?

– Я еврейка, город Берлин, личный номер такой-то.

– Неужто впрямь такой закон?!

Отсюда я сделала вывод: даже полицейские не знали всех законодательных предписаний, всех мелких издевок, каким подвергали нас, евреев. Нормальные граждане знали еще меньше. Обычную немецкую домохозяйку интересовало, где по сносной цене купить на черном рынке фунт помидоров, и она рыдала, если пригорал суп. В голове у нее сидели антисемитские клише, а может, их и не было, но предписаний против евреев она знать не знала. И сей факт, с точки зрения последующего перехода на нелегальное положение, был для меня очень важен.

Вопрос, который я задавала полицейскому после этой болтовни, звучал так:

– Скажите, пожалуйста, как отсюда пройти на такую-то улицу.

Цель всегда намечалась весьма отдаленная, располагавшаяся в нескольких километрах.

– Это ж очень далеко, вам лучше подъехать, – отвечал полицейский.

– Мы не можем подъехать, нам только по будням разрешено пользоваться общественным транспортом, утром и вечером, на работу и с работы [16] 24 марта 1942 г. Министерство внутренних дел в принципе запретило и использование внутригородского транспорта; только расстояния до работы, превышающие семь километров, считались допустимыми. .

– Да ну, быть такого не может!

– Может. Закон такой.

– Стало быть, ехать нельзя, надо пешком, ах ты черт! Даль-то какая.

Разворачивали план города – и на тебе: путь проходил через правительственный квартал. Нора заранее придумала.

– На эти улицы нам заходить нельзя. Для евреев они под запретом, – объясняла я. Возле кино и театров тоже были улицы и площади, запретные для евреев.

– Выходит, и тут нельзя? Но этак-то еще дальше!

Затем мы заставляли полицейского разрабатывать окольные маршруты, вежливо благодарили и удалялись. А немногим позже повторяли то же самое в другом месте.

– Ох! – сказал один из полицейских, причем даже нестарый. – Три такие хорошенькие девушки, с виду по вам ничего не заметно. Снимите вы эти хреновы звезды, сядьте на метро, и дело с концом. – Это был самый решительный ответ, какой мы получили, и он очень ободрил нас и успокоил.

Для меня эта игра имела огромное значение, ведь я училась держаться уверенно, даже с теми, перед кем мы, собственно, жили в постоянном страхе. Я понимала: это наверняка пригодится мне на долгом пути через время нацизма.

И все же я снова и снова на собственном опыте узнавала, что любое мелкое нарушение правил может поставить мою жизнь под угрозу. Например, поход в магазин: евреям разрешалось заходить в магазины только в определенный час, ближе к вечеру, когда там ничего уже не оставалось. Но я часто шла туда с утра, мне ведь было больше нечем заняться.

Однажды, когда я со своей еврейской звездой и с авоськой неторопливо шагала по Шмидштрассе, навстречу мне попался маленький желтолицый горбун.

– Стой! – скомандовал он и достал из кармана удостоверение. – Продовольственное ведомство! Вам же известно, что евреи могут ходить в магазины только во второй половине дня. Я прикажу вас арестовать!

Все, конец, а я с пустыми руками. Даже бутылки нет, чтоб треснуть его по башке и убежать. Сердце безумно колотилось. Я отступила на шаг-другой, чтобы он не заметил, как я разволновалась, и сказала:

– У меня сменная работа, сейчас я работаю ночами.

– Вот как! Тогда предъявите документы.

– Я их дома оставила.

– Тогда я прикажу вас арестовать!

Я инстинктивно слегка согнула колени, наклонилась и запрокинула голову, чтобы смотреть на него снизу вверх: