Гуманитарные дисциплины мисс Гайер не жаловала, ей не нравилось, что приходится предоставлять ученицам свободу творчества. Неуемную фантазию и энергию Агаты она называла “утомительной”, такова была первая оценка ее литературного дара. Мисс Гайер не была готова к первым атакам нарождавшегося писательского дара маленькой фантазерки. Взять хотя бы сочинение про осень, Агата замечательно стала описывать опадающие золотые листья, и вдруг в эту элегическую картину ворвался поросенок Короткохвостик и начал искать желуди, рыская по лесу и подкапывая рылом корни. Агата не сумела сосредоточиться на заданной теме, слишком много выдумки. Таков был вердикт мисс Гайер.
Учение в этой школе с математическим уклоном продлилось примерно два года, потом Клара вдруг загорелась новой идеей (сколько их уже вспыхивало!). Надо срочно везти дочь в Париж и соответственно срочно сдать кому-нибудь Эшфилд. Желающий нашелся и деньги предлагал хорошие. Достали чемоданы, начали складывать вещи. Терьера Тони снова отправили на временное житье к Фруди, ценный фарфор опять сдали на хранение, чтобы был целее.
Дорожные сборы Агата всегда воспринимала как прелюдию к приключениям. Багаж на этот раз был гораздо менее основательным, слуги сноровисто все упаковали, можно было договариваться насчет дальнейшего образования юной леди – во Франции.
Поселились в фешенебельной гостинице “Иена”, в Шестнадцатом округе Парижа. Поблизости и замечательные магазины с платьями и шляпками (а как же без них?), и множество музеев, в том числе музей Гимэ – восточных искусств, и частный музей мадам де Эннери, с чудесными коллекциями фарфора и образцами деревянного интерьера.
Американскому семейству Паттерсон, прибывшему в Торки, Эшфилд понравился с первого взгляда (как когда-то самой Кларе), они даже согласились сделать предоплату ренты наличными, так что на континент (а именно в Париж) Клара и Агата приехали с увесистым кошельком. Был 1904 год.
Мэдж в свой “парижский сезон” посещала пансион мадемуазель Каберне. Клара узнала, что эта школа переживает не лучшие дни, но все равно определила дочь туда. Агате предстояло изучать историю Франции и постигать тонкости светского этикета. Еще там давали уроки игры на фортепиано, под руководством мадам Легран она разучивала сложнейшую третью часть бетховенской Патетической сонаты.
Время, проведенное в этой школе, Агата назовет в своих воспоминаниях “довольно тусклым”. Возможно, потому, что ей не удалось совершить ничего выдающегося, в отличие от Мэдж. Все пансионерки были наслышаны о том, как отчаянная старшая сестрица Агаты выпрыгнула на улицу из окна третьего этажа. И это еще не все: она умудрилась приземлиться посреди чайного стола, за которым сидела сама директриса и две важные посетительницы. Почтенные дамы замерли от ужаса.
Успехами в учебе Агата отнюдь не блистала. Зазубривать названия провинций в эпоху французской Фронды было скучно, а в диктантах по французскому языку она делала ужасающее количество ошибок. Клара забрала дочь из пансиона, и они переехали в квартал Отёй, один из самых дорогих в Париже. Когда-то в этих местах жили Виктор Гюго, Мольер и Марсель Пруст. Именно там располагалась престижная сверхмодная школа “Ле Марронье”, возглавляемая педантичной мисс Хогг. Девушек учили вырабатывать правильную “английскую” походку (как будто все француженки как-то не так двигались!). Отметки у Агаты теперь не были ужасающими, зато ужасающей оказалась плата за обучение. Пора было урезать расходы, и по настоянию Клары Агата снова сменила школу. На этот раз она очутилась в заведении мисс Драйден, родственницы мистера Барвуда, врача Тетушки-Бабушки. Он и порекомендовал Миллерам это заведение.
Там большое внимание уделялось искусству, оперному и драматическому. Учениц было всего двенадцать, им читали лекции настоящие актеры, для них пели настоящие певцы, их водили на лучшие спектакли, в том числе на поставленную в “Комеди Франсез” сатирическую комедию Ростана “Шантеклер”, где фазанью курочку исполняла сама Сара Бернар (это была одна из последних ее ролей).
Однако впечатлительную Агату куда больше поразила Габриэль Режан в пьесе Поля Эвриё “Бег с факелами”. Эта приверженка реалистической школы играла очень сдержанно, но накал драматизма был потрясающим. Миссис Кристи на склоне лет вспоминала: “Даже сейчас стоит мне закрыть глаза, как я слышу ее голос и вижу лицо, когда она произносит последние слова пьесы: “Pour saver ma filie, j’ai tue ma mere” [11], – я снова ощущаю, как по залу пробегает дрожь, и в этот момент занавес падает”.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу