Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Их мемуары читаются как интеллектуальная мелодрама. Когда Эдмунд Уилсон опубликовал свою рецензию на книгу такую-то, вспоминают они, мы все поняли, что мир, каким мы его знали прежде, ушел безвозвратно. Как будто рецензия на книгу может изменить мир. Как будто тогда это было возможно. Они считали, что делают историю, и, возможно, были не далеки от истины. «Один-единственный мазок на холсте, за которым стоит работа и разум, осознающий свои возможности и значения, способен вернуть человек свободу, утраченную за двадцать веков разнообразных форм порабощения», – писал художник Клиффорд Стилл, и никто над ним не смеялся. Они обожали прописные буквы. «Три великие силы сознания и воли – Искусство, Наука и Филантропия – стали, и это очевидно, врагами Интеллекта», – объявил Жак Барзун в 1959 году, привычным движением выходя в философский космос, как в собственные владения. Их суждения были зачастую так туманны и выспренны, что сегодня вызывают искреннюю улыбку.

Высказывание Бертрана Рассела, вынесенное на обложку осеннего номера Dissent 1963 года, яркий пример интонации героического разоблачения, усвоить которую способен лишь человек, как следует хлебнувший из кубка своего провидческого величества:

«Кеннеди и Хрущев, Аденауэр и Де Голль, Макмиллан и Гейтскелл – все преследуют общую цель: положить конец правам человека. Вы, ваши семьи и друзья, ваши народы должны быть уничтожены общим решением нескольких жестоких властителей. Ради их удовольствия все наши эмоции, общие надежды, все, что было достигнуто искусством, наукой и мыслью, и все, что могло быть достигнуто после, может быть стерто с лица земли».

Подобный стиль проистекает из представлений о высокой социальной роли интеллектуала. Интеллектуал – это человек, который как бы парит над обществом и, отказываясь от материальных преимуществ, служит совестью нации. Интеллектуалы – прямые потомки Сократа, которого сограждане казнили за безоговорочную приверженность правде. Они вдохновляются «J’Accuse» Эмиля Золя [35], который выступил против ретроградов и бросил вызов власти от имени высшей справедливости. Они испытывают влияние русской интеллигенции, этого светского ордена писателей и мыслителей, которые участвуют в жизни народа, прибывая в некоем универсальном пространстве правды и нестяжательства и спуская оттуда моральные оценки происходящих событий. Одно из наиболее знаменательных описаний надмирной, олимпийской роли интеллектуалов – в представлении самих интеллектуалов – появилось в эссе Эдварда Шилза 1958 года «Интеллектуалы и власть: опыт сравнительного анализа».

«В каждом обществе… есть люди, обладающие повышенной чувствительностью к сакральному, склонные к глубоким размышлениям о природе, Вселенной и законах, по которым это общество существует. В каждом обществе есть определенный процент людей, которые задают больше вопросов, нежели большинство их сограждан, и стремятся соприкоснуться с символами более общего порядка, нежели реальные события повседневности, и далекими от нее как во времени, так и в пространстве. Такие люди чувствуют в себе потребность воплощать и отображать свои искания в устном и письменном дискурсе, в поэзии и пластических искусствах, в осмыслении истории, в ритуалах и религиозных обрядах. Эта внутренняя потребность проникнуть за рамки повседневности реального опыта обуславливает существование интеллектуалов в любом обществе».

Весьма нетривиальное социальное деление. С одной стороны – подавляющее большинство, живущее в мире «реальных событий повседневности», с другой – немногие, чья жизнь определяется «повышенной чувствительностью к сакральному» и «глубокими размышлениями о природе». И дистанция эта была чрезвычайно важной для европейских и, в чуть меньшей степени, американских интеллектуалов, потому что, только оставаясь невовлеченными, они сохраняли правдивый и ясный взгляд на общество – во всяком случае, они так считали. В более поздней книге «Жизнь разума» Ханна Арендт выразила ту же мысль, процитировав приписываемую Пифагору притчу: «Жизнь – это как игры [36]. Кто-то приходит состязаться, кто-то торговать, но лучшие люди становятся зрителями. Так и в жизни – рабы гонятся за славой или выгодой, а философы – за правдой». Только мыслители, свободные от влияния крупных организаций и тактических альянсов, могут надеяться на постижение правды. Райт Миллз в своей работе «Власть, политика, народ» писал: «Независимые художники и интеллектуалы – вот те немногие, кто еще способен сопротивляться клишированию и последующей смерти всякой оригинальности».