Джек Майер - Храброе сердце Ирены Сендлер

После январского восстания слова «перемещение населения» продолжали служить поводом для ожесточенных споров внутри гетто. Немецкие плакаты и арийские владельцы фабрик и предприятий на территории гетто, особенно Теббенс и Шульц, убеждали рабочих согласиться на перемещение под Люблин, в трудовые лагеря в Понятове и Травниках, но листовки ЖОБ опровергали лживые обещания немцев:

Однако часть рабочих согласилась, и 16 февраля начался вывод из гетто промышленных предприятий и принудительное перемещение несогласных. ЖОБ в ответ подожгла фабрики. Перестрелки в гетто стали обычным делом, и немцы входили в него только в боевых порядках и со всеми предосторожностями. Самыми опасными для них были бункеры «дикарей». Боевые группы ЖОБ получали через канализационную систему оружие и боеприпасы, сами конструировали автоматы и пулеметы, производили в тайных оружейных мастерских бутылки с зажигательной смесью, ручные гранаты и противопехотные мины.

Как-то раз на Журавьей, 24, Ирена встретила Зофью Коссак. Та посмотрела на нее с материнской озабоченностью.

– Ты, похоже, совсем измоталась, – сказала она. – Тебе нужно побольше спать.

Зофья была права, но даже в детстве Ирена спала меньше своих сверстников. В ней будто работал какой-то моторчик, который не давал ей спать и заставлял все время о чем-то думать, болтать ногами под стулом, барабанить пальцами по крышке стола, то и дело облизывать языком губы.

– Зофья, нам так много еще надо сделать. Так много детей…

– Не надо ничего объяснять, – сказала Зофья. – Это во мне говорит эгоизм. Ведь чем сильнее ты устаешь, тем больше вероятность какого-нибудь ляпа, который может стоить нам очень дорого. Поверь, я все понимаю. Делай свое дело, Ирена Сендлер. Я все понимаю, и очень нас всех жалею.

Ирена чувствовала себя так, будто Зофья заглянула ей в душу и увидела, как она бьется в тисках обезумевшего мира, но не позволит себе опустить руки…

Зофья положила руку на плечо Ирены:

– И ты, и я, мы обе до конца жизни будем спасать кого-нибудь из гетто… пусть мы даже и не знаем, в чем это будет выражаться лет этак через двадцать или сорок.

Ирена вздохнула. Она снова вспомнила слова отца о том, что люди по сути своей – хорошие. Ей оставалось только верить, что, узнав о том, что тут происходит, хорошие люди всего мира положат этому конец. Но сказала она Зофье совсем другое:

– Наши временные убежища переполнены. Мне нужно найти приют для младенца и восьмилетнего ребенка. У тебя нет никого на примете?

Зофья посмотрела на Ирену, словно взвешивая все «за» и «против», а потом написала адрес:

– Попробуй обратиться к доктору Восу. Он из сочувствующих.

Ирена задремала в трамвае и проспала остановку. Пришлось возвращаться пешком. Доктор Вос жил в просторных апартаментах на втором этаже величественного здания, построенного еще до Великой или, как ее стали называть теперь, Первой войны. Дом 13 по улице Новы Свят не получил во время бомбардировок в сентябре 1939 года ни царапины, тогда как от соседнего здания осталась только выгоревшая коробка. Ирена постучала, и из-за двери послышался мужской голос:

– Кто там?

– Доктор Вос? Мне нужно обсудить с вами один очень важный вопрос.

– Кто вы такая?

– Меня зовут Иоланта, – Ирена наклонилась к двери и добавила, стараясь говорить тише: – Я из Жеготы.

Дверь открылась, и мужчина буквально втащил ее внутрь:

– Не надо так об этом кричать, барышня!

– Мне вас порекомендовали Зофья Коссак и Юлиан Гробельный. Я так поняла, вы сочувствуете евреям…

Он окинул ее оценивающим взглядом:

– Вы пришли уговаривать меня кого-нибудь у себя спрятать, да?

– Двух детей… это сестры… одна совсем младенец, другой восемь лет. Всего на несколько дней. Я вас очень прошу, доктор Вос. Зофья Коссак думает…

– Мне плевать, что думает Зофья Коссак, – прошептал он. – Мы с ней почти незнакомы… она совершенно ничего не понимает… Я не могу… Мы не можем. У нас своих детей двое. Если гестапо вдруг… В общем, уходите!

– Доктор Вос, Зофья сказала, что вы – человек честный и смелый. Я знаю, что вы с супругой уже давали приют другим людям.

Если я не найду этим детям убежища сегодня, завтра они умрут.

Пани Вос, стоящая в дверях гостиной, сказала: