– Значит, они все-таки сделали это, – нацарапала я, чувствуя какое-то странное удовлетворение.
Мне было жаль, что я не успела поговорить с боевиками, совершившими покушение, объяснить им, насколько бессмысленно то, что они делают. Теперь они уже никогда меня не услышат. Никакой ненависти к ним я не ощущала, мысль о мести даже не приходила мне в голову. Все, что мне хотелось, – вернуться в долину Сват. Вернуться домой.
После этого разговора в моей памяти стали всплывать какие-то картины, но я не могла понять, принадлежат они реальности или воображению. Мои воспоминания о покушении существенно отличались от того, что мне рассказывали. Мне представлялось, что в автобусе, помимо меня и других девочек, находился мой отец. По пути домой автобус остановили два талибских боевика, с головы до ног одетые в черное. Один из них приставил к моей голове пистолет и выпустил пулю. Мне чудилось, что они выстрелили также в моего отца. Потом я проваливалась в темноту. Когда она немного рассеивалась, я лежала на носилках, а вокруг толпились какие-то незнакомые мне люди. Я искала глазами отца и наконец находила его. Но поговорить с ним мне не удавалось, потому что слова застревали у меня в горле. Иногда мне казалось, что в меня стреляли вовсе не в школьном автобусе, а в самых различных местах – на главной площади Исламабада, на Китайском базаре в Мингоре. Иногда я воображала, что доктора, которые меня лечат, – талибы.
Но постепенно память моя прояснялась. Мне хотелось узнать подробности покушения. Людям, приходящим в мою палату, запрещалось иметь при себе мобильные телефоны, но доктор Фиона, которую в любую минуту могли позвать к больному, никогда не расставалась со своим айфоном. Как-то раз она оставила его на тумбочке. Я тут же схватила его и попыталась набрать собственное имя в «Гугле». Увы, мне это не удалось. Перед глазами у меня все расплывалось, и я нажимала не на те клавиши. Мне очень хотелось проверить свою электронную почту, но я забыла пароль.
Через пять дней после того, как я пришла в себя, дыхательную трубку вынули. Я смогла говорить, но не узнала собственного голоса – таким он был чужим и хриплым. Когда ко мне пришла Реханна, я сразу заговорила о покушении.
– В меня стреляли, – сказала я.
– Да, я об этом знаю, – кивнула она. – Многие люди в исламском мире не хотят верить, что мусульмане могли совершить подобное. Моя мама, например, говорит, что эти бандиты не были мусульманами. Некоторые называют себя мусульманами, но их дела противоречат исламу.
Мы поговорили о причинах трагедии, произошедшей со мной. Вся моя вина заключалась в том, что я выступала за право девочек на образование. На этом основании талибы объявили, что меня нельзя считать истинной мусульманкой. Меж тем ислам не имеет ничего против того, чтобы женщины учились наравне с мужчинами. Таким образом, я стала жертвой невежества.
После того как я начала говорить, доктор Джавид вновь принес мне мобильный телефон для разговора с родителями. Я боялась, что они испугаются, услышав мой охрипший голос.
– Ты узнаешь меня? – первым делом спросила я отца.
– Конечно, – ответил он. – Твой голос ничуть не изменился, разве что стал красивее. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – ответила я. – Только голова очень болит. Иногда боль просто невыносимая.
Услышав это, отец очень встревожился. Думаю, когда разговор закончился, голова у него болела сильнее, чем у меня. Все наши последующие телефонные разговоры он начинал с вопроса:
– Как твоя голова, не стала болеть меньше?
– Уже почти не болит, – неизменно отвечала я.
Мне не хотелось расстраивать отца, и я не жаловалась, хотя уколы в шею были очень болезненны.
– Когда ты приедешь? – задавала я вопрос, который волновал меня сильнее всего.
Но родители по-прежнему жили в гостинице при госпитале в Равалпинди. Никаких известий о том, когда им разрешат прилететь в Бирмингем, не поступало. Мама была в таком отчаянии, что даже собиралась объявить голодовку. Отец рассказал о ее намерении начальнику службы безопасности госпиталя. Тот понял, что это не пустые угрозы. В тот же день родителям сообщили, что они могут ехать в Исламабад.
– Ты молодчина! – сказал отец маме. – Я считал, что мы с Малалой – опытные бойцы. Но ты лучше меня знаешь, как добиться результата!
В Исламабаде родители поселились в отеле «Кашмир», предназначенном для членов парламента. Там тоже соблюдались строжайшие меры безопасности. Когда отец захотел побриться и попросил пригласить парикмахера, ему сказали, что при бритье обязательно будет присутствовать полицейский. По всей вероятности, он должен был помешать парикмахеру перерезать своему клиенту глотку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу