Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Самым влиятельным из трех любимых преподавателей считался Виктор Кузен. Как ни странно, он преподавал философию, не требуя от учеников приходить к тем же выводам, что делал он сам. Он первым представил французам Канта и познакомил поколение писателей-романтиков с радостью чтения без понимания. Попытка Кузена очистить прочную теорию от всех предыдущих систем напоминает фундаментальный подход структуралистов; но Кузен был против «геометрического» мышления. Он посмел поставить темную, субъективную психологию в основу философии и определить «безучастную эмоцию Красоты» целью всех искусств или, если следовать его знаменитой фразе, «искусством для искусства».

Бальзак в карикатурном виде изобразил Кузена в 1832 г. как человека, который пытался ко всеобщему удовлетворению объяснить, почему Платон – это Платон 133. В то время он считал, что писателям следует предлагать «устоявшиеся мнения», а не посылать читателей рыскать в океанах сомнений и размышлений. Впрочем, в 1818 г. антенны Бальзака были настроены на все, что сулило интеллектуальные приключения. После лекций он бежал в библиотеку или бродил по Латинскому кварталу, выискивая на лотках редкие и интересные издания. Затем он несся домой «с пылающей головой» – ему не терпелось поделиться с сестрами тем, что он узнал. Он хотел собраться с мыслями и дать объяснение буквально всему. В Музее естественной истории он слушал Кювье, «величайшего поэта нашего века», человека, который раскапывал допотопные цивилизации в каменоломнях Монмартра, «воссоздавал миры из выбеленных временем костей; подобно Кадму, отстраивал города при помощи зубов; он вновь населил тысячу лесов зоологическими диковинками» 134.

Бальзаку захотелось стать философом. В 1818 г. он начал работать над «Лекцией о бессмертии души». Полученное им юридическое образование позволяло подвергать критике все известные системы мышления, и он стал нащупывать собственную систему. Стоит обратить внимание, что его рассуждения весьма напоминают ход мыслей его отца-атеиста. Бессмертие, заключает Бальзак, едва начав, – это опасная фантазия, продукт высокомерия и суеверия. Человек – простая субстанция, а понятие «нематериальная субстанция» сама себе противоречит. Из всех объяснений существования Вселенной больше всего Бальзаку нравилась мысль эпикурейцев, которые уверяли, что мир был создан, когда Бог был пьян 135. Это, конечно, была профессиональная шутка скептика; но интересно, что Бальзак обвиняет Творца в отказе от контрацепции.

Теория «страха влияния» не в состоянии объяснить ход мыслей в ранних записках Бальзака, в числе которых и неоконченное эссе о природе поэтического гения. Предшественники скорее подбадривали его. По большей части он находил предшественников в учебниках и антологиях: Пифагор, Платон и философы-материалисты XVIII в. Во всяком случае, интеллектуальные достижения человечества не слишком занимали Бальзака. Уверенный в размерах своего аппетита, он составил список из 164 дисциплин, которые представляют интерес для человечества. В их числе некромантия, ясновидение, демонология, гастрономия, космография, зоология, метеорология, уранография, астрономия, диоптрика, акустика, пневматология, психология, хирургия, медицина, патология и так далее – вплоть до мегалантропогении, дифференциального исчисления, агрономии, пресвитерианства, нумизматики и, наконец, дипломатии 136.

Философская составляющая первого литературного труда Бальзака, опубликованного частично лишь в изданных в 1990 г. «Избранных произведениях», бесценна с точки зрения хода развития его мысли. Здесь, на больших голубоватых листах бумаги, заметны первые признаки желания сблизить позитивизм с мистицизмом и тем самым, возможно, примирить противоположные подходы к познанию своих родителей. Оба подхода сулили скорое обретение истины. Или, как размышляет Рафаэль в «Шагреневой коже» (La Peau de Chagrin), вспоминая свои отроческие занятия, он «собирался взять приступом небо без помощи лестницы» 137. Рассуждая уверенно и пылко, но оставив большие поля слева, словно для комментариев учителя, Бальзак в самом деле приходит к некоторым весьма оригинальным выводам. Так, он считал, что можно решить загадку гения, изучая основы языка, – и это за сто лет до Соссюра!

Величайшая ценность ранних заметок Бальзака почти случайна. Вера человека в бессмертие в то время уже интересует его так же, как абстрактные хитросплетения. Примечательно, что он сохранил свои юношеские сочинения и заметки, нацарапанные на небольших клочках бумаги. Для него они стали первой главой великой жизни, ранним доказательством рождения гения, иными словами, вклада в «мегалантропогению». Ибо само название лекции также намекает на «бессмертие» ее автора.