Грэм Робб - Жизнь Бальзака

В данном случае речь ведет Дервиль, честный адвокат, чьим прообразом для Бальзака послужил Гийонне де Мервиль. Эти «ужасы» дают некоторое представление о том, что происходило в голове Бальзака, пока он переписывал документы под диктовку старшего клерка. На лекциях на факультете права ему растолковывали терминологию: мрачные слова, которые обозначали чудовищную правду. «Адюльтер» вызывал в воображении мрачную последовательность «слез, стыда, презрения, ужаса, тайных преступлений, кровавых войн и обезглавленных семей». Сам брак был непознанным континентом. «Позже, – пишет Бальзак в «Физиологии брака», – добравшись до самых цивилизованных берегов общества, автор понял, что суровость брачных законов почти повсеместно закалялась адюльтером. Он открыл, что количество незаконных союзов значительно превосходит число счастливых браков… Но, подобно камню, брошенному в середину озера, это наблюдение потерялось в бездне буйных мыслей автора» 117.

Второй этап подготовки Бальзака проходил в том самом доме, где жили его родители. В апреле 1818 г. Бальзака устроили в контору друга и поверенного семьи Виктора Пассе. Наверное, Пассе – тот самый адвокат, которого Бальзак описывает как насекомое в обратном порядке: яркая молодая бабочка преображается из-за губительной работы в «куколку, окутанную саваном» 118. У Пассе у него появилась возможность понять, что такое банкротство и продажа имущества. Его посылали положить деньги на счет или получить подписи на брачных контрактах. Труднее всего, говорит Бальзак, оставаться столпом добродетели в гнезде порока. Его юридическое образование было почти завершено: научившись составлять контракты, он научился, как их обходить. Но главное, он увидел внутреннюю сторону стольких домов, сколько другие не видят за всю жизнь. Как пишет Бальзак в своем очерке «Нотариус», после такой подготовки «молодому человеку трудно сохранить чистоту: он знает изнанку каждого крупного состояния, видит ужасную борьбу наследников над еще неостывшими трупами, человеческое сердце, сжатое Уголовным кодексом» 119.

Знания, которые приобрел Бальзак, оказались не так полезны, как, возможно, надеялся его отец. Похоже, в те времена юристы стремились лишь расширить практику, но не служить своим клиентам. Истцов, которые приходили в контору Гийонне де Мервиля, ждало символическое приветствие. Когда они шли через двор, клерки сверху обстреливали их хлебными катышками. Когда посетители, войдя, искали стул, который им заботливо не предлагали, они становились мишенью для грубых шуток и розыгрышей. Через несколько лет Бальзак излагает свои советы в «Пособии для честных людей» на тему «как не быть обманутым мошенниками». Он предупреждает неудачливого читателя, что против юристов защиты нет, хотя и рекомендует вложить 300 франков в вино и трюфели (для клерков). «Нет ничего удивительного в том, что многие предпочитают оставаться бедными» 120.

Взвешивая все за и против этого этапа в жизни Бальзака, обычно представляют, как из сухих цифр и пыльных папок возникает его пышная проза. Позже Бальзак поблагодарил Гийонне де Мервиля за то, что в конторе его научили «многочисленным способам вести дела в моем мирке» 121, а его сестра сообщает о юристе, который пользовался «Цезарем Бирото» как справочником. В каком-то смысле воображение Бальзака должно было подпитываться непосредственным жизненным опытом, как банк подпитывается банкнотами. За два с половиной года работы клерком Бальзак усвоил не только набор анекдотов и своды законов. Он узнал о неистощимом запасе тайн, который в лицемерном обществе постоянно увеличивался. Кроме того, он сделал открытие, которое в то время, возможно, не показалось ему серьезным: в пределах одного языка существует множество подъязыков. Юридический язык свободно сосуществовал с жаргоном клерков: стиль, восходивший к Средневековью, оставался весьма современным. Он изобиловал каламбурами, афоризмами, искаженными пословицами, частными аллюзиями и нелепыми сравнениями.

Несмотря на порочную обстановку, окружавшую его, а может быть, наоборот, благодаря ей Бальзак был счастлив. Клерки отличались живостью характера; среди них было несколько начинающих писателей. До Бальзака в контору приняли молодого человека по имени Эжен Скриб – будущего драматурга 122. Посыльный, Жюль Жанен, в будущем получит титул «Принца критиков». Он гневно обрушится на цинизм «Утраченных иллюзий» 123. Благодаря еще двум клеркам, которых Бальзак знал по конторе мэтра Пассе, он теперь оживает в глазах своих современников на пороге зрелости: «В те дни он был не тучным, а скорее стройным, и лицо у него было узкое, а не круглое. Зато он всегда был румяным; глаза так и сверкали. Его походка и поведение свидетельствовали об определенном самодовольстве и носили приметы жизнерадостности и здоровья, какие обычно встречаешь у провинциалов» 124.