Грэм Робб - Жизнь Бальзака

«Через день она (Эвелина Ганская. – Авт. ) опускает ноги в свежезабитого поросенка; его внутренности должны еще дрожать, когда туда попадают ноги. Не мне тебе рассказывать, как ужасно кричит поросенок, не понимая, какой почести он удостоился… Поросята, изобилие пилюль и адские зелья достигли чудесных результатов; но лучшим лечением будет перемена климата, моцион и ежегодные поездки на воды в Баден-Баден» 1194.

Бальзак часто писал об исчезновении средневековых гомеопатических средств и о надменном знахарстве современной медицины 1195; но он же называл свои произведения «умозрительными» 1196. Трогательно наблюдать за тем, как он предпочитает более земные и надежные методы лечения, коль скоро речь заходит о здоровье Эвелины.

Догадывались ли они, что смерть близка? Говорили ли об этом? Неизвестно, но именно в то время Эвелина согласилась выйти за него замуж. Причины и мотивы ее согласия остаются неясными. Единственный важный факт —Эвелина стала женой Бальзака за пять месяцев до его смерти – иногда вырывают из контекста, трактуют с точки зрения женоненавистничества и шовинизма. Имеется в виду, что Ганская действовала из циничного своекорыстия. Даже при худшем завещании на свете последнее совершенно невероятно. Оставив имение Анне – ее решение Бальзак называет «героическим» 1197, – Эвелина увеличивала вероятность того, что все ее имущество перейдет родственникам со стороны мужа или царю. Она получала единственное преимущество: возможность жить в Париже. Но и разрешение на выезд во Францию утрачивало свою привлекательность после революции и после того, что она узнала о родственниках будущего мужа. Если Оноре умрет, она останется одна на улице Фортюне – в долгах, в обществе чужих слуг и властной, назойливой свекрови. И сколько еще скелетов ждет ее в семейном шкафу Бальзаков?

Кроме того, ее муж уже тогда считался национальным достоянием. Для женщины, ценящей уединение и много пострадавшей от внимания того сорта, какой теперь отождествляют с таблоидами, едва ли такая перспектива была радужной. Венчание состоялось в Бердичеве, в приходской церкви Святой Варвары, утром 14 марта 1850 г.; со стороны Ганской то явно был жест сострадания. Она стремилась исполнить последнее желание Оноре перед смертью, даже если оно означало для нее неопределенное будущее. Радовалась ли она такому решению – вопрос другой. Бальзак признавался Зюльме Карро, что для него свадьба стала «счастливой развязкой великого и благородного романа, который продолжался шестнадцать лет» 1198.

Сразу после свадьбы молодожены вернулись в Верховню; они прибыли в половине одиннадцатого вечера. Всю первую брачную ночь Эвелина мучилась от ревматизма и артрита. Бальзак очень устал, глаза у него потускнели («ужасное состояние для молодожена»). Он обещал, что будет работать, как работал в 1840– 1841 гг.: «Так мы можем быть уверены в том, что к 1852 году наша маленькая семья по крайней мере будет неплохо обеспечена» 1199. Цель по-прежнему отдалялась.

Так как на дорогах еще была распутица, г-н и г-жа Оноре де Бальзак отправились домой лишь 24 апреля 1850 г. Из гостиницы «Россия» в Бродах (в австрийской части Галиции) Эвелина написала дочери тревожную весть: «Его здоровье совсем не радует меня. Приступы удушья все учащаются; он очень слаб, у него нет аппетита, он обильно потеет, отчего слабеет еще больше. Он так сильно изменился, что знакомые в Радзивиллове едва узнали его». Пока она писала письмо, вернулся умирающий, которому удалось вырвать их багаж у таможенников: «Он провел все дело с достойной восхищения энергией, и мы сможем уехать сегодня. Только теперь я понимаю, как плохо знала этого восхитительного человека. Хотя мы знакомы семнадцать лет, каждый день я открываю в нем свойства, о которых даже не подозревала. Если бы только у него по-прежнему было здоровье!» 1200

9 мая они были в Дрездене, где, как всегда, поссорились из-за «выгодных покупок». Оба упрекали друг друга в лишних тратах. Бальзак радовался мелким невзгодам супружеской жизни и писал последние письма домой. Матери он велел поставить во все вазы свежие цветы, а Лора должна была позаботиться о том, чтобы, когда они приедут, матери не было на улице Фортюне: «Ее достоинство пострадает, если она начнет помогать нам распаковывать вещи» 1201. Слугу-эльзасца надобно поставить охранять дом. Эвелина добавила вежливую приписку «матушке, которой я обязана моим превосходным и самым идеальным мужем». Она благодарила свекровь за то, что та смотрит за их домом, сожалела, что от забот она заболела, и выражала надежду, что ее сын скоро поправится «под просвещенной заботой его превосходного друга, доктора Накара» 1202.