Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Тем временем Эвелина отбывала в другую сторону. В начале 1833 г. они с мужем и в сопровождении многочисленных слуг поехали в Вену, где вырос Венцеслав. Правительство не сразу выдало им паспорта, и г-н Ганский получил свой при условии, что никто из его сопровождающих не ступит на землю Франции, «на родину якобинцев». Тем летом они проехали от Вены до Швейцарии. Побывали и в Невшателе, на родине Анриетты Борель, гувернантки их дочери. Там они намеревались встретиться. Бальзак, совершенно не боясь возможного разочарования, продолжал лелеять образ себя как девственной души, которая борется за выживание в парижской «грязи». Образ слегка потемнел несколько месяцев спустя, когда Эвелина прочла «Озорные рассказы». Бальзак пришел в ужас: «Ах, ангел мой! Нужно иметь сердце такое же чистое, как у вас, чтобы читать “Грешок” (Le Péché Véniel) и наслаждаться им как таковым». («Как таковое» представляло собой подробный отчет о том, что случается с невинной молодой девушкой, которая выходит замуж за распутного бывшего крестоносца.) «Это драгоценность наивности», – с надеждой продолжает Бальзак.

Эвелина поняла, что в Бальзаке кроется больше, чем он надеялся ей показать, и ее любопытство быстро превратилось во всепоглощающий вызов. Она попросила портрет своего духовного возлюбленного, но Бальзак упорно отказывался от того, чтобы с ним обращались как с общественной собственностью. В том году он сообщил редактору одного санкт-петербургского журнала, что его лицо недоступно для потребления и что искусство литографии превратилось в «своего рода апофеоз с рыночной стоимостью, высоко ценимый цивилизацией, покончившей с самой идеей о будущей жизни» 596. Барону Жерару, который просил написать его портрет, он привел другую причину, сказав, как и Эвелине, что он «недостаточно красивая рыба, чтобы его подавали в масле» 597. В виде одолжения ей он согласился, чтобы его включили в коллекцию рисунков работы Огюста Ренье, которая вошла в альбом под названием «Жилище самых прославленных личностей Франции начиная с 1790 г. до наших дней» (Habitations des Personnages les Plus Illustres de France Depuis 1790 Jusqu’à Nos Jours). На рисунке показана вполне сельская улица Кассини с садиком, который превратился в одно из страстных увлечений Бальзака. У окна на втором этаже – мужская фигура в халате, слишком худая, чтобы давать точное представление о жильце; он читает письмо или рукопись. В саду пасется козел. Когда Бальзак бывал «прикован» работой к письменному столу и когда образ Прометея или раба на галерах казался неподходящим, Бальзак любил сравнивать с козлом себя: «Когда капризная рука судьбы меня отвяжет? Я не знаю» 598. Эвелине сравнение не понравилось.

Бальзаку подходило то, что он пока оставался невидимым. Переписка с Эвелиной походила на экспериментальный роман, в котором главная героиня всегда старается втянуть внешние реалии, но главный герой решительно настроен продолжать попрежнему, на какие бы уловки ему ни пришлось ради этого пойти. Как в произведении искусства, здесь цель оправдывала средства. Возможно, его дружба и была «сильной и искренней», как он утверждал, но то была искренность писателя, чей «дух» постоянно совершал путешествия в Россию. Не отходя от своего камина, он тратил мысленно огромное количество «почтовых расходов». Дух постоянно вступал в противоречие с телом автора писем. Осенью 1832 г. Эвелина была неприятно удивлена, получив письмо, написанное совершенно другим почерком. Тогда Бальзак попросил Зюльму Карро его выручить, и ответ составляли они вместе. Письмо, неприятно поразившее Ганскую, не нашлось; очевидно, Эвелина его уничтожила. В литературе Бальзак блестяще распутывал сюжеты. В жизни он оказался куда более неуклюжим; но даже тогда трудное положение, в которое он сам себя загнал, послужило поводом для еще одной истории: «Вы довольно недоверчиво отнеслись к моему признанию, что я умею писать разными почерками. Да, у меня много разных стилей, столько, сколько дней в году, – без какой бы то ни было переменчивости. Мое непостоянство объясняется тем, что мой разум может вобрать в себя все и остаться чистым, как зеркало, которое не пачкается отраженными в нем предметами». В его признании содержалась доля истины: почерк Бальзака в самом деле иногда меняется от одного предложения к другому, и некоторые его эксперименты в каллиграфии показывают, что он мог бы превосходно подделывать документы или подписи. Более того, как доказывают письма, данное свойство помогало ему совершенствовать навыки детектива.