Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

Антон же в письмах к знакомым свое состояние определил так: «прихворнул немного». К 25 августа он закончил читать корректуру пьес для Марксова издания. Из Москвы в Ялту его провожала Ольга Книппер – с вокзала она ушла в слезах, и утешать ее пришлось Маше. Антон торопился в Крым, чтобы к приезду женского состава чеховского семейства сделать новый ялтинский дом пригодным для жилья.

Двадцать седьмого августа Чехов впервые ночевал в своем новом доме. Пока что обитаем был один лишь флигель: Антон устроился там в окружении сундуков и чемоданов, которые то и дело подвозил на извозчике Мустафа. Воду на чай – из собственного колодца – он кипятил на керосинке, а писал при свечах. Обедать ходил в женскую гимназию. Забот хватало: проверять прибывающий из Москвы багаж, подбирать для комнат обои, поторапливать рабочих, которые едва успевали с устройством ватерклозета. Ольга Книппер подарила Антону кактус, и, дав ему название «зеленый гад», он высадил его под деревьями. В Ялте Антон купил пай в «Обществе потребителей», имевшем винный и бакалейный магазины, и добился двадцатипроцентной скидки на морские ванны для литераторов и ученых. Машу он попросил привезти три фунта семян травы, а кузену Георгию заказал две сотни цветочных горшков для рассады. Деньги, полученные от Маркса, разлетелись – до декабря никаких новых поступлений не предвиделось. Не спешил расплатиться за Мелихово и Коншин. Антон взял в долг пять тысяч рублей у Ефима Коновицера, помогавшего в оформлении многочисленных юридических бумаг. В «Русской мысли» в качестве аванса он получил еще три тысячи. «Мы ведь все Чеховы, – сказал Миша в письме к Маше, – плохие сберегальщики».

Надя Терновская, самая хорошенькая «антоновка», показаться Чехову на глаза пока не решалась. Ее отец поссорился с начальницей гимназии Варварой Харкеевич, и Антон из солидарности стал избегать и дочери, и отца. Чувство гражданского долга оказалось для Чехова палкой о двух концах. Стоило ему пристроить в Ялте на лечение чахоточного учителя, как газета «Новости дня» откликнулась заметкой «Колония А. П. Чехова»: «Промелькнуло известие, что А. П. Чехов в новом именьице своем, на южном берегу Крыма, устраивает колонию для народных учителей Серпуховского уезда <���…> нечто вроде дешевой гостиницы для интеллигентных тружеников». Антона завалили просьбами хворые учителя, а после того как в доме был установлен телефон, его спокойная жизнь закончилась. Впредь прибывающие на его имя телеграммы стали зачитывать по телефону, порой в предрассветные часы, когда в Москве заканчивались актерские пирушки, и, отвечая на звонок, он босиком стоял у аппарата на холодном полу и кашлял.

В первых числах сентября Антон встречал на пристани прибывших из Севастополя Евгению Яковлевну, Машу, Марьюшку и доктора Куркина – все они намучились в дороге от морской качки, а Евгения Яковлевна прибыла в уверенности, что пароход лишь чудом не пошел ко дну. Мустафа поднялся на палубу первого класса забрать багаж. Помощник капитана, увидев татарина там, где не следовало, ударил его по лицу. Мустафа крикнул, указав на побледневшего от ярости Чехова: «Ты думаешь, ты меня ударил? Ты – вот кого ударил!» Инцидент этот попал на страницы «Крымского курьера». Спустя какое-то время Мустафа Чеховых оставил – возможно, из-за случившегося или из-за того, что Евгения Яковлевна не захотела иметь в доме мусульманина, – и они наняли Арсения Щербакова, прежде служившего в Никитском ботаническом саду и на досуге читавшего жития святых. Вместе с Арсением в доме появилась и первая домашняя живность – два ручных журавля, которые с танцами повсюду сопровождали садовника и к которым всей душой привязалась Марьюшка.

Дом и в самом деле оказался мало пригодным для обитания. До октября комнаты стояли без дверей – проемы пришлось закрывать газетной бумагой. Однако к Чеховым сразу стали наведываться гости: старый сосед по Мелихову, князь Шаховской, потерпев крушение в семейной жизни, искал у Антона утешения и совета. Ваня предупредил, чтобы его ждали на Рождество. Елена Шаврова, вне себя от горя после смерти первенца, прислала на суд Антону перевод пьесы Стриндберга «Отец», а затем и сама приехала в Ялту [479]. Из Москвы писал Ежов, настаивая на том, что писатель Епифанов должен встретить свой конец в Ялте и что Антону следует оплатить ему дорогу.

Маша, которой начальница гимназии позволила задержаться в Ялте, засучила рукава и принялась обустраивать дом. Двенадцатого сентября она писала Ольге Книппер: «Дача прелесть, виды удивительные, но увы, окончена она будет еще не скоро. Моя комната не готова, ватерпруф, конечно, тоже не готов, везде пыль, стружки, мухи и масса рабочих стучат непрерывно. Зато телефон уже действует. Ялтинские дамы приглашают моего брата кушать, но он неумолим и предпочитает обедать дома. К вечеру собирается народ, и на нашей улице гуськом, как у театра, стоят извозчики. Поим гостей чаем с вареньем и только. Исполняю роль горничной недурно. В 7 часов утра хожу с матерью на базар за провизией. Не устаю совершенно, погода очаровательна, воздух упоителен, кавалеры мои восхитительны. Вчера князь [ Шаховской ] прислал мне огромную корзину фруктов вперемешку с розами».