Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

Положенного Антону гонорара за двенадцать представлений «Чайки» набралась лишь тысяча четыреста рублей – в театре Эрмитаж был маленький зрительный зал. Покровитель МХТа Савва Морозов обещал дать труппе театр побольше, с тем чтобы увеличить доходы и актеров, и автора. Нуждался в расширении и репертуар театра: труппа желала ставить «Дядю Ваню», пьесу, которую Станиславский считал гораздо более сильной, чем «Чайка». Однако для этого необходимо было изъять пьесу из репертуара Малого театра. Это оказалось делом несложным – Театрально-литературный комитет усмотрел в пьесе клевету на российскую профессуру и требовал внести в нее поправки. Десятого апреля, в тот самый день, когда состоялось заседание комитета, Антон перебрался на пароходе из Ялты в Севастополь и сел в московский поезд. На Курском вокзале его встретил знакомый врач и отвез в жарко натопленную Машину квартиру.

По прибытии в Москву Чехов был вызван в Театрально-литературный комитет, где выслушал оскорбительные для себя замечания. Затем он забрал пьесу «Дядя Ваня» из императорских театров и передал права на нее Московскому Художественному. Квартира Маши на поверку оказалась довольно холодной, так что пришлось подыскать более теплое жилье. Едва обосновавшись на новом месте, Антон взялся за корректуру своих трудов для Марксова издания. Гостям он мрачно сообщал, что, поскольку жить ему осталось недолго, он продал все свои сочинения, которые теперь надо готовить к печати [470]. Друзья Чехова приходили в ужас от того, как много рассказов он отвергал. М. Меньшиков, бывший редактор, в июне писал Антону: «В сравнении с Вами Ирод, избивавший чужих младенцев, сам младенец. <���…> Зарезанные рассказы воскреснут рано или поздно в чьем-нибудь издании». На это Антон ответил, что читателей следует избавлять от встречи с незрелыми писательскими опытами. В то время как Чехов вполне обоснованно выбраковывал слабые юморески, а в редактуре вырезал из многих рассказов наиболее пикантные пассажи, остается малопонятной его неприязнь к некоторым лучшим своим вещам – если, конечно, за этим не стоят какие-то личные и не очень счастливые переживания.

Великий пост в 1899 году заканчивался в России 18 апреля. Именно в тот день Антон нежданно-негаданно появился на пороге квартиры семейства Книппер. Ольга жила вместе со своей вдовой матерью и двумя дядьями, армейским офицером Александром Зальца и доктором Карлом Зальца. Эти две фамилии составили второе поколение обрусевших, но сохранивших родной язык немцев-лютеран. До сих пор никто из этого клана не связывал себя узами брака со славянами. Антону прежде не доводилось встречаться с людьми подобного круга: по натуре все они были неутомимыми и стойкими борцами. Испытав на своем веку горести и невзгоды разорения, семейство Книппер упорно стремилось вернуть былое преуспеяние. К тому же они были людьми музыкально одаренными. Ольга не только играла на сцене, но и недурно пела, а ее мать Анна, профессор Московской консерватории по классу пения, на пороге своего пятидесятилетия еще солировала в концертах. Дядя Саша, певец-самоучка, был большим поклонником Бахуса и разудалым повесой. Оба семейства – и Книппер, и Чеховы были немало удивлены своей непохожестью. В жизни Ольга очаровала Антона не меньше, чем в образе царицы Ирины на сцене, хотя ей недоставало классической красоты Лики Мизиновой и страстности Веры Комиссаржевской; у нее были небольшие глаза, тонкие губы и тяжеловатый подбородок. В характере ее актерская живость сочеталась с организованностью; и работе и развлечениям она отдавалась целиком. Ольга была способна на все: и выдержать дальний пеший поход, и выходить больного, и показать себя благородной дамой, и разрезвиться, как девчонка.

Итак, с 18 апреля 1899 года Антон ограничил личную жизнь одной-единственной женщиной. Он, правда, слегка пококетничал с новой Машиной подругой, девушкой со средствами Марией Малкиель, однако другие женщины были заброшены, даже протоиерейская дочь Надя Терновская, которая обеспокоенно писала ему: «Вы хотите приехать в июне в Ялту только на два дня? <���…> Ведь антоновок тогда не будет. А быть может, Вы оттого и не хотите долго здесь оставаться, что их не будет?» [471] Антон сводил Ольгу на выставку левитановских картин, среди которых были знаменитые «Стога сена при лунном свете». К маю в Мелихове стало уже достаточно тепло, чтобы принимать гостей, и Ольга получила приглашение. Она согласилась приехать на несколько дней, если Немирович-Данченко отпустит ее с репетиций.