Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

Лика в Париже все еще думала, что Антон отдыхает в Ницце. Ее последнее письмо из Швейцарии, изрядно покружив, добралось наконец до Мелихова: «Понимаете, что в буквальном смысле Лике очень, очень хочется повидать Вас, несмотря на то, что, боюсь, что если у Вас и было когда-либо порядочное мнение обо мне, то, увидя меня теперь, Вы его перемените! А все-таки приезжайте! Грустно, голубчик, бесконечно!»

Настроение Лики передалось и Маше. Десятого октября что-то произошло в Москве – столь грустное, что впредь эта дата стала для нее несчастливой. Десятого января 1895 года она писала Щепкиной-Куперник: «Милая Танька, могла бы я „дремоту превозмочь“ и поехать с Вами, но грустное событие, случившееся как раз в этот день три месяца назад, делает мое настроение совсем не подходящим для веселья» [308]. Что именно так огорчило Машу, нам неизвестно – возможно, был отвергнут еще один поклонник? В Мелихове она не появлялась вплоть до 4 ноября, а в Москве, оставшись один на один со своими переживаниями, мучилась от бессонницы, пила рыбий жир и ставила на сердце холодные компрессы. Ни Яворской, ни Татьяны видеть она не желала. Собравшись в Мелихово, взяла с собой Иваненко, чтобы не так тоскливо было в дороге. Судя по такту, с которым Антон обходил в разговоре с Машей это событие, кое-какие догадки на этот счет у него были – он не исключал, что она вновь встречалась с Левитаном. Антон посоветовал Маше проконсультироваться у своего коллеги, профессора-невропатолога В. Шервинского («возьми хорошего извозчика и на всякий случай 5 рублей») – тот мог бы помочь ей восстановить сон.

Если кто в Москве и наслаждался семейным счастьем, то это был Ваня – с женой Соней и младенцем Володей он вполне обходился без родственной поддержки. Миша не смог прижиться в Угличе и снова надеялся, что его всемогущие покровители найдут для него работу получше. Уйдя из гавриловского амбара, кузен Алексей Долженко стал уважаемым человеком: прилично зарабатывал и играл на скрипке в самодеятельном оркестре, чем вызвал одобрение Антона. Александр в Петербурге по прежнему сетовал на судьбу, даже при том, что его младший сын представлял собой, по мнению Натальи, «нечто выдающееся». Чем более приветливыми становились приписки Натальи к письмам Александра, тем больше антипатии испытывал он к жене: «Наташа жива и здорова, хотя и разрешается почти ежедневно целыми лентами какой-то ленточной глисты. На старости лет зачервивела…» Неприязнь его стала принимать крайние формы. Двенадцатого ноября он вдруг появился в Мелихове в компании Вани и Иваненко. На следующий день пришло письмо от Натальи: «Антон Павлович, очень прошу Вас написать мне, не у Вас ли мой муж. Этот странный человек уехал, когда меня не было дома. Я измучилась. Где он? и что с ним? Прошу Вас, дорогой Антон Павлович, не показывать ему моего письма» [309].

Александр приехал в Москву на празднества, связанные с бракосочетанием Николая II, и прогостил у Антона десять дней. Антон не без иронии написал Наталье: «Благодарю Вас, что Вы отпустили его ко мне».

Пока Александр скрывался от жены в Мелихове, он своим буйным поведением заразил деревенских мужиков. Один из них, Епифан Волков, в пьяном угаре запалил крышу собственного дома. Несмотря на имевшийся у Александра опыт пожаротушения, хата сгорела дотла, а Волков был арестован за поджог. Никакими другими событиями ноябрь отмечен не был. Лишь Елена Шаврова донимала Антона просьбами вернуть ей рукопись шести рассказов, которые где-то затерялись в мелиховском доме. Антон отрицал, что рукописи у него, и советовал Шавровой восстановить рассказы по памяти. Та сердито написала в ответ: «Восстановить же их из памяти, увы, – невозможно».

Чеховский сосед князь Шаховской, разоренный долгами, продал свое имение Васькино инженеру В. Семенковичу. Новый сосед, показавшийся Антону ярым реакционером [310], к общению не располагал. Уединившись во флигеле, Антон получил идеальные условия для работы. Вставая из-за письменного стола, он предпочитал компанию попроще. Изредка помогал Маше обучать грамоте молодых горничных, Анюту и Машутку. (Пройдет немного времени, и Чехов станет попечителем и строителем уездных школ.) Душевно отнесся к школьному учителю из соседнего села Щеглятьева – давал медицинские советы, подарил ружье и охотничью собаку и устроил бесплатный билет в театр Корша. Сблизился Антон и с учителем близлежащего села Талежа Алексеем Михайловым – тот еще более нуждался в помощи и сострадании. Обремененный семьей из четверых детей и к тридцати годам совершенно поседевший, он все разговоры сводил к своему мизерному двадцатитрехрублевому жалованью [311].