Барри Майлз - Бит Отель - Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957–1963

Но Жиродиас так не думал и отказался печатать книгу. Синклер Бейлис по-прежнему работал на Жиродиаса и 4 мая 1960 г. написал Берроузу: «Жиродиас отказался напечатать роман Брайона: “Ни мне хорошо не будет, ни твоя карьера от этого не выгадает”. Пометки, касающиеся грамматики, которые он сделал карандашом на полях, – чепуха, и думать об этом не надо… Совершенно очевидно, какую карьеру Жиродиас вместе с другими издателями готовит Брайону – гений, получивший признание только после смерти (а пока только фотография там или тут, немного работ в журналах и так, пока они не убьют его или не вынудят писать что-то паршивое на заказ). Он отказался обсуждать даже третью часть романа – настоящий шедевр – сказав, что он слишком “берроузовский” (это слова самого Жиродиаса)».

Брайон был взбешен и сказал, что Жиродиас – настоящий Ирод (попросивший свою дочь Саломею потребовать голову Иоанна Крестителя за свой танец). Брайон чувствовал себя настоящим мучеником. Бейлис был на стороне Брайона и послал книгу в Нью-Йорк своему литературному агенту, сказав, что «Жиродиас не хочет ее публиковать, потому что боится», но она никого не заинтересовала и так никогда и не увидела свет.

Иэн вспомнил рассказ Брайона о том, как по пути в Марсель, когда они мчались сквозь длинную аллею, усаженную деревьями, у него случились оптические видения. Он написал Брайону и прислал ему книгу Грея Уолтерса «Живой мозг», в которой объяснялась природа вспышек. Уолтерс родился в Канзас-Сити, но в семь лет отец-англичанин перевез его в Великобританию, потом он изучал естественные науки в Кембридже. Затем он стал главой физического департамента в Бристольском неврологическом институте имени Бердена, открыл дельта-ритмы и тета-волны и придумал «мышку», которая помогала понимать события. Когда он столкнулся с таким феноменом, как вспышки, он изучал эпилептические припадки и пришел к заключению, что «если простимулировать определенные клетки, и у обычного человека можно вызвать эпилептический припадок…», и приводил в доказательство несколько примеров, в частности и тот, когда люди падали в обморок и теряли сознание, увидев мелькание деревьев. Происходило это потому, что вспышки совпадали с альфа-колебаниями мозга: 8–13 вспышек в секунду.

Уже создав собственную лабораторию, Уолтерс пришел к выводу, что «более чем у половины взрослых людей, впервые подвергающихся воздействию вспышек, начинаются временные судороги, которые свойственны эпилептикам». Уолтерс задумался о том, какое воздействие оказывает флюоресцентный свет и другие вспышки, но пришел к выводу, что «странно, но не в городах, а именно в лесных условиях, где солнечный свет пробивается сквозь листву, эпилептический припадок наиболее вероятен. Может быть, именно так, когда их мозги плавились на солнце, а предрасположенность к припадкам все возрастала, наши предки, жившие на деревьях, увидели лучи солнца, пробивающиеся сквозь густую крону деревьев, и упали со своих насестов на землю; так появились человекообразные обезьяны».

Иэн с Биллом были на лекции Уолтерса и позже еще подходили к нему, но Брайон никогда не общался с человеком, открывшим воздействие вспышек: «Я никогда с ним не встречался, и он не оказал на меня никакого влияния за исключением, может быть, фразы, что люди подвержены воздействию пульсаций света и изменений на звуковых уровнях, совпадающих с 8–13 ударами в секунду. Я сказал: “Клево! То, что надо!” Иэн снова был в Кембридже и изучал математику, я написал ему и сказал: “А мы можем сделать то же самое? Вот над чем надо подумать. Как мы можем сделать это дома, из того, что имеем?”»

Пятнадцатого февраля 1960 г. Иэн написал Брайону из Кембриджа: «Я сделал простейшую машину вспышек: это обычный картонный цилиндр, который крутится на граммофоне, а в центре горит лампочка. Смотришь на нее с закрытыми глазами, вспышка направлена прямо на твои веки. Видения начинаются с калейдоскопа цветов на плоскости напротив глаз и постепенно становятся все более сложными и великолепными, разрезая пелену, как доска для серфа режет волны, пока все оттенки не начинают сильно пульсировать, чтобы ворваться внутрь. Через некоторое время видения начинают постоянно находиться где-то позади глаз, и я оказываюсь в центре всей картины безграничных форм, порожденных вокруг меня. Почти невыносимое чувство пространственного движения длится недолго, но да будет благословенно прохождение через него… Когда оно остановилось, я обнаружил себя высоко над Землей, парящим в универсальном блеске красоты. Чуть позже я осознал, что мое восприятие окружающего мира заметно изменилось. Вовсе не похоже на наркотический дурман или сильную усталость…»