Барри Майлз - Бит Отель - Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957–1963

Аллену казалось, что он немного написал в Париже. «Я так и не нашел “ангела Европы” и не понял, что же значит эта прославленная чертова поэзия Франции, я не написал поэму, посвященную моей матери или упадку Америки…», – писал он в дневнике. В письме Гэри Снайдеру он жаловался, что не может писать. Снайдер посоветовал: «Сейчас единственный способ для тебя начать писать что-то снова, это забыть “Вопль” и то, что ты теперь якобы обязан написать не хуже. Забудь о том, что написал когда-то, и пиши так, как чувствуешь сейчас. Та великая поэма окончена».

Кстати, именно в то время, когда он жил в Париже, Аллен написал многие из своих лучших стихов: «Лев настоящего», «На могиле Аполлинера», «Послание», «Посвящение Линдсею», «Посвящение тете Розе», «Имена» и первые 50 строчек «Кадиша». Позднее он поймет, что это был один из самых плодотворных периодов в его жизни. Удивительно, но из этого периода сохранилось не очень много записей в дневниках Гинзберга, если, конечно, некоторые из них не были утеряны. Чаще всего в них он записывал сны и наброски стихотворений. Но иногда они помогали понять то, о чем тогда думал или что чувствовал Аллен, например: «Плита и большая коричневая кастрюля, Билл этажом ниже, Грегори – выше, мы на улице Жи-ле-Кер, мне надо терпимее относиться к Би Джею, Франсуазе, Грегори».

Казалось, все усилия Аллена по опубликованию «Голого ланча» тщетны. Жиродиас несколько раз смотрел рукопись, и по меньшей мере дюжина людей сказали ему, что он будет дураком, если не опубликует ее, но он по-прежнему сомневался. Но очевидно, что Жиродиас, который мог напечатать произведение Билла, оставался единственной надеждой Аллена, потому что в книге был порнографический подтекст, и ее без сомнения просто сразу же запретили бы в Америке, в которой все еще были запрещены «Любовник леди Чаттерлей» Д. Лоуренса, и «Тропик Рака», и «Тропик Козерога» Генри Миллера. Грегори тоже был свято убежден, что Жиродиас должен напечатать эту книгу, и решил, что настало время надавить на него.

От внимания Жиродиаса не ускользнуло, что книга Керуака «В пути» стала бестселлером и что The Times часто печатает статьи, посвященные битникам. Услышав, что у Керуака есть несколько неопубликованных работ, Жиродиас написал ему, предлагая напечатать их, но Джек ему не ответил. Но у Жиродиаса прямо под носом, в Париже, был чистейшей воды битник Грегори Корсо. То, что Грегори был поэтом, а не романистом, нимало не смутило Жиродиаса, и вскоре Грегори уже заключил контракт на «битниковскую книгу» для «Олимпии». В течение года Жиродиас каждый месяц платил Грегори и, как только деньги начали приходить, Грегори стал убеждать его напечатать «Голый ланч». Когда это не сработало, он начал шантажировать его, говоря, что если он не опубликует «Голый ланч», то не увидит и его книги. В этом был замешан и личный интерес, потому что, хотя Грегори и брал деньги, он не написал еще ни строчки и не представлял себе, когда наконец начнет. Но Жиродиасу совершенно не понравилось такое развитие событий, и они сильно повздорили. Вспоминает Жан-Жак Лебель:

«Все было мучительно и очень шумно. Очень хорошо помню, что как-то раз мы сидели в Бит Отеле, и Грегори, который был самым воинственным из всех нас, заявил: “Пойдемте все к Жиродиасу и написаем ему на ковер”. Так что мы отправились к Жиродиасу на улицу Сен-Северин, недалеко от Бит Отеля. Пошли Аллен, Грегори, я и еще один человек. Грегори принес с собой вино, и мы уселись на полу, отказавшись сидеть на стульях. Мы сказали ему: “Мы не сдвинемся с места, пока ты не подпишешь контракт с Уильямом Берроузом”. Аллен хихикал, Жиродиас был ошарашен, а потом принялся звонить в полицию. Я по-французски сказал ему: “Прекратите немедленно”.

Он спросил: – Что вы делаете с этими американцами?

– Это мои приятели, и я их на сто процентов поддерживаю. Не валяйте дурака, прочтите эту чертову книгу, прочтите.

– Не могу, терпеть не могу подобный бред. Одна наркота, наркота.

В конце концов его просто вынудили напечатать эту книгу. Он не хотел публиковать ее, но тут в Нью-Йорке вышло несколько статей, и он стал говорить: “Да, это я открыл великого Уильяма Берроуза”. Но на самом деле он ни черта не открыл, даже каки у себя под носом».

Жизнь продолжалась без каких-либо серьезных потрясений. Билл поехал в Брюссель, чтобы обновить свой паспорт и «спокойно жить здесь», как писал Аллен Бобу ла Виню. Он отсутствовал всего несколько дней, и, когда вернулся, Билл, Аллен и Грегори всю ночь нюхали кокаин Фиппса. На следующее утро, все еще под дурью, все обляпанные, они дали интервью и сфотографировались для «Искусства», парижской газеты. Журналисты по-прежнему интересовались битниками, и Time даже развернула кампанию против них. В рецензии на антологию Жене Фельдмана и Макса Гартенберга «“Разбитое поколение” и злые молодые люди» репортер Time , пожелавший остаться неизвестным, написал: «Главный героем для битников стал психопат, они почему-то специально преувеличили некоторые стороны человеческой натуры. Хипстер испытывает ужас, как только задумывается о семейной жизни и длительных взаимоотношениях», – и пришел к выводу, что «будущее “разбитого поколения” можно увидеть в прошлом – романтические герои Джеймса Дина, Дилана Томаса и Чарли “Берд” Паркера с ужасающей скоростью превратились в мучеников». Аллен догадывался, какая враждебность встретит его в Нью-Йорке, судя по тем вырезкам из газет, что он видел в Париже, но думал, что справится с этим и даже использует для того, чтобы привлечь внимание к любимым произведениям.