Уильям Тревор - Внизу у Фитцджеральда

- Прекрасный день рождения, - сказал он и улыбнулся, и она вдруг подумала о том, о чем никогда не задумывалась раньше, и что не пришло в голову Абрахамсону:

когда ты столько лет живешь в одном доме с человеком, женатым на твоей матери, то вполне естественно перенимаешь некоторые его привычки. Подхватываешь не задумываясь, словно простуду, его улыбку, жесты, походку. Можно смеяться так, как смеется он, говорить его голосом. И никогда об этом не догадываться.

- Конечно, - с готовностью согласился Абрахамсон, когда она изложила ему свою теорию, - конечно, Сесилия.

- Может тогда так оно и есть? Я имею в виду, что из-за этого:

- Может и так.

Его быстрые глаза на секунду встретились с ее, затем перекинулись на отдаленную фигуру Беззубого Кэрола, который уныло топтался около ямы для прыжков в длину.

- Может и так, - повторил Абрахамсон.

- Я в этом уверена. Потому что сама не вижу абсолютно никакого сходства.

- Сходство есть, - резко перебил ее он, словно считал нелепым и нелогичным обсуждать опять то, что уже давно выяснено. - Это все правильно - то, что когда долго живешь с человеком, становишься на него похожим. Это один вариант, но есть и другие. Спроси свою мать, Сесилия, но она вряд ли скажет тебе больше, чем кто-то другой. Так сложились обстоятельства.

Ему надоела эта тема. Он согласился никому не говорить, и теперь не имело смысла возвращаться опять к этому вопросу.

- Сегодня шоколадное и клубничное, - улыбнулся он, протягивая ей пирожные.

Потом снова был обед в устричном баре Фитцджеральда. Сесилия надела новое платье с розами и красный браслет. В день ее рождения от отца пришла красивая десятишиллинговая открытка, и она не забыла сказать ему спасибо.

- Когда мне самому было тринадцать, - сказал он, срывая целлофан с конфетной коробки, - я не знал, куда себя девать.

Сесилия сидела полуотвернувшись. Хорошо, что свет в баре неяркий. Он пробивался через оконное стекло, и еще над стойкой из красного дерева горело несколько тусклых лампочек. Она старалась не улыбаться, чтобы не выдать себя случайным движением лица.

- Ну, я вижу ваш парень прет впереди паровоза, - заметил официант Том. - Не пора ли призвать его к порядку?

- Ох, Том, этот прохиндей чертовки везучий.

Том записал их заказ и включил подъемник.

- Нам еще вина, Том. У леди день рождения.

- Могу предложить французское, сэр. Масон, сэр.

- Отлично, Том.

Было еще рано, и бар пустовал. Двое мужчин в плащах верблюжьего цвета о чем-то негромко разговаривали около дверей. Сесилия уже видела их здесь. Это букмекеры, объяснил тогда отец.

- Что-то ты скучная сегодня, - сказал отец. - У тебя зуб не болит?

- Нет, спасибо, все в порядке.

Бар постепенно наполнялся. Мужчины задерживались около их столика, чтобы перекинуться несколькими словами с отцом, затем усаживались по соседству или толпились около стойки. Отец закурил новую сигарету.

- Я не знала, что это ты посылаешь чеки, - сказала она.

- Какие чеки?

Она объяснила про плату за школу; она хотела просто поблагодарить его, и думала, что они посмеются вдвоем над волокитой, из-за которой чеки всегда опаздывают. Но отец отнесся к замечанию серьезно. Это его вина, сказал он, директор абсолютно прав, и он должен извиниться.

- О чем с ним разговаривать, - заметила Сесилия и вдруг подумала, что несмотря на то, что она часто говорила отцу о школьных делах, он на самом деле представления не имеет ни о сборных домиках, превращенных в классы, ни о Буйволе, обходящем их каждое утро со своим кондуитом.

Она смотрела, как Том выкручивает из бутылки пробку. Она сказала, что вчера мопед мисс О'Шонесси окончательно испустил дух, и что в школе поговаривают, будто Беззубого Кэрола скоро уволят. Она не могла рассказать о договоре молчания, заключенном с мальчиком по имени Абрахамсон, который приносит каждый день в школу коробку пирожных. Она бы с удовольствием рассказала о самих пирожных, потому что отца бы это, наверное, развлекло. Старанно, что она не говорила этого раньше.

- Пожалуйста, - сказал Том, ставя перед отцом тарелку с устрицами, а перед ней - с жареным мясом. Он наполнил их бокалы вином и вытер капли со стакана портера, предназначавшегося кому-то другому.

- Как мать, Сесилия?

- Нормально.

- Остальные тоже?

- Да, все в порядке.

Он внимательно смотрел на нее. Устрица зависла в воздухе по дороге к рту. Он глотнул вина из бокала.

- Что ж, это хорошо.

Он не торопясь вернулся к устрицам.

- Если не возражаешь, - сказал он, мы можем поехать на скачки.